— Мало ли чего тут нет, — хмуро сказал я. — Любой знает, что Интока — это лаш, а все разговоры о статуях — лишь прикрытие. Таможенный крейсер сожжёт мою «Пташку», едва я появлюсь на орбите.
— Будешь вести себя аккуратно — не сожжёт. Сам посуди, мне никакого резона нет посылать тебя на бессмысленную смерть. Сначала мне бы хотелось, чтобы ты выполнил задание.
Порой даже Сэмингс говорит от души, и ему хочется верить. Но я поостерёгся совершать такую глупость.
— Вот что, старина, — сказал я и закинул ногу за ногу. — Если лететь на Интоку так безопасно, то, может быть, ты слетаешь туда со мной? Путь недалёкий, заодно посмотришь, как работают мастера.
И тут старина Сэмингс меня удивил. Он заулыбался, словно я подарил ему новенький четвертак, и проскрипел:
— Это первая здравая мысль, которую я услышал от тебя за сегодняшний день! Я с удовольствием слетаю до Интоки. Только на поверхность спускаться не буду, зачем мешать мастеру? Я подожду тебя на орбите, думаю, у таможенников найдётся для меня каюта.
Ноги у меня были расположены неудачно, поэтому моя падающая челюсть долетела до самого пола.
— Зачем тебе это? — только и смог спросить я, когда челюсть со стуком вернулась на место.
— Видишь ли, — охотно пояснил Сэмингс, — я не уверен, что такой мастер, как ты, не захочет малость подзаработать на лаше, поэтому заранее договорился с таможенниками, что они сначала позволят перегрузить статую и только потом конфискуют твой корабль или торпедируют его, если ты вздумаешь удирать.
— Лаша не будет, — твёрдо пообещал я.
— В таком случае, пройдя досмотр, ты сможешь отправляться на все четыре стороны.
После этого мне ничего не оставалось, как подписать контракт. Впрочем, мне с самого начала ничего другого не оставалось.
В галактике не так много вещей, которые было бы выгодно возить с планеты на планету. Случается порой перевозить редкие металлы; я сам не так давно доставил на Мезер шестьдесят тонн гафния. Ума не приложу, куда им столько? А так больше возим предметы роскоши: поделочный камень, канурские устрицы, редких зверей и цветы долианских лесов. Так что сама по себе поездка за деревянной богиней ничего особенного в моей карьере не представляла. Если бы только планета не называлась Интока… та самая, где покупают лаш. Или не покупают?.. Во всяком случае, оттуда его привозят. Но не вольные торговцы. Вольным торговцам лучше обходить Интоку за двадцать световых лет. Торговлей лашем занимается государственная корпорация, и миндальничать с конкурентами она не станет, патрульный крейсер будет только рад бесплатному развлечению — не каждый день появляется возможность дать залп по дурачку, вздумавшему обмануть таможенников.
Кто незнающий — хотя откуда взяться незнающему? — может подумать, что лаш или наркотик сверхъестественный, или оружие, бог знает какое ужасное. А лаш — это отделочный материал, во всяком случае, на Интоке он, по слухам, именно так используется. Лаш — это маленькие, специально выделанные дощечки, а возможно, чешуйки какого-то дерева или чашелистики местной флоры — ботаником надо быть, чтобы в таких вещах разбираться. Но эти пластинки, с виду такие никчёмные, оказались притягательнее любого наркотика, да и любому оружию, известному во Вселенной, они могут утереть нос. Лаш умудряется отражать удар, многократно усиливая его. Кроме того, как-то он действует на психику как владельца, так и тех, кто вздумал на него напасть. Владеть лашем удивительно комфортно, а помещения, отделанные этими дощечками, ни разу не были ограблены. Что при этом происходило с потенциальными грабителями, меня не волнует; я не грабитель, но и охранять банки и частные коллекции не подряжался. Кстати, это сильно сказано — «помещения, отделанные лашем»: две, от силы четыре дощечки в обрамлении резной кости, палисандра, янтарных панно, жемчужной вышивки и прочих красивостей. Дощечки лаша всегда должны быть парными. Почему так — не скажу, но, похоже, есть в том некий смысл.
Вот вроде бы и всё, что мне известно о лаше. Примерно столько же знает любой малолетка, живущий в любом из открытых миров. Больше мне знать не нужно, потому что лашем я не занимался, не занимаюсь и заниматься не хочу. Прежде всего потому, что этот виноград чрезвычайно зелен, пара лашек стоит вдесятеро дороже моей «Пташки». Кроме того, как и всякий вольный торговец, я очень неуютно чувствую себя под прицелом орудийных башен. Поэтому на Интоку я отправлюсь за деревянной богиней, кроме неё не собираюсь трогать там ни единой щепки и улечу оттуда, как только представится такая возможность.
Есть немало способов изъять у туземцев святыню, но я пользуюсь только щадящими методами. К чему обижать добрых людей и брать грех на душу? А украсть богиню — это всегда грех, во всяком случае, с точки зрения тех, кто этой богине поклоняется. Значит, надо сделать так, чтобы прихожане не заметили, что богиню у них умыкнули. С моей техникой сделать это не так сложно.
Предаваясь таким душеспасительным размышлениям, я за каких-то три дня долетел к месту будущей работы. Старина Сэмингс оказался сносным попутчиком. Поначалу он начал было ныть, что у меня слишком пуританский рацион, но после того, как я предложил ему платить за провиант, все жалобы мигом стихли. На второй день Сэмингс предложил было перекинуться в картишки по маленькой, но я соврал, будто в юности подрабатывал шулером в трущобах Клирена, и больше старина ко мне не подкатывал. Сидел в каюте, и что там делал — не знаю. Наверное, злоумышлял. А я рылся в справочных системах, выискивая всё, что есть умного об Интоке, распространённых там верованиях и о лаше, будь он неладен.
На третий день я порадовал Сэмингса, сообщив, что сегодня мы выйдем к Интоке.
— Уже? — удивился старый разбойник. — По моим данным, лететь туда четыре дня, не меньше.
— Это смотря кто летит, — возразил я. — Другому и недели не хватит.
— Получается, я выделил тебе лишку горючего, — ворчливо произнёс Сэмингс. — А ты меня обжулил, умолчав, что получил лишнее.
— Какой смысл летать, если не можешь сэкономить на горючем? Кстати, откуда взялась цифра «четыре»? По норме лететь полагается шесть дней, так что кто из нас жулик, ещё надо посмотреть.
Сэмингс забурчал нечленораздельно и прекратил разговор. Но кое о чём он всё-таки проболтался. Раз он знает, сколько времени в действительности требуется, чтобы слетать на Интоку, значит, он и впрямь уже летал сюда, а поскольку вряд ли на Интоке слишком много великих богинь, то получается, что в прошлый раз взять богиню не удалось. Такое может быть, если всё задание не более чем отговорка, а на самом деле меня здесь ожидает ловушка, вляпавшись в которую я могу потерять голову или, что хуже, лишиться «Пташки». Ничего, кроме головы и «Пташки», у меня нет, так что об этих двух вещах и будем думать.
Уже на дальних подступах к Интоке я принялся вопить на всех диапазонах, что, мол, сами мы не местные и, значит, люди добрые, поможите, пожалуйста, в смысле, дайте бедному торговцу местечко у причала и команду для таможенного досмотра. Самому было дико слушать, чтобы свободный торговец просил о досмотре. Вопил, конечно, не я, а заранее сделанная запись, а я лично сидел и, отключившись от своих воплей, слушал, как их воспринимают на станции.
Таможенники реагировали адекватно. Не так часто можно вживую полюбоваться на добросовестного идиота, поэтому никто из находившихся на командном пункте не предложил профилактики ради вломить мне в борт торпеду. Зато я сумел разобрать кое-какую полезную информацию. Один из офицеров (не тот, что был у микрофона) произнёс, обращаясь к товарищу:
— Всё понятно, Сэмингс ещё одного кретина захомутал. Куда ему столько мелких кораблей?
Я даже не удивился. «Пташка» достаточно лакомый кусочек, чтобы Сэмингс захотел наложить на неё лапу. Как подтвердил незнакомый таможенник, никакой более серьёзной подоплёки у дела нет. Задание наверняка окажется невыполнимым, и «Пташка» перейдёт к Сэмингсу в качестве неустойки. А лаш и прочие хитрости тут вовсе ни при чём. Так, во всяком случае, думает старина Сэмингс. Он настолько уверен в успехе предприятия, что даже прибыл сюда на моём корабле, собираясь на нём же отбыть обратно, но уже в качестве владельца. Как явствует из подслушанной фразы, один раз, по крайней мере, ему такое уже удалось. Ничего не скажешь, очень мило и вполне в духе Сэмингса. Вот только меня он в расчёт принять забыл, и это его большая ошибка. «Пташку» я отдавать не собираюсь, к тому же предупреждён — значит, вооружён. Не знаю, кто первым это сказал, но думаю, что парень был вольным торговцем.