— Поэтому они устроят себе жилище здесь, — подхватил Бык-Тупогуб. — Станут размножаться… на них начнется охота… они будут уничтожать бродячих собак и кошек… займут их место… Какая интересная перспектива!
Юра снова прервал молчание.
— Мужики, — сказал он, — а человека… человека там забыть не могли? По пьяни-то?
Андрей Егоров
Мой персональный клоун
В детстве у меня был свой персональный клоун. Я нашел его на огороде. В цветастой одежде и смешных клоунских ботинках он лежал, раскинув ручки, и не шевелился. На белом лице выделялся красный нос картошкой. Рыжие лохмы и кустистые брови окончательно делали астронавта похожим на уморительного паяца. Его космический корабль развалился на две части. Одна, где помещалась кабина пилота, догорала под яблоней. Другая — технический и грузовой отсеки — уронила секцию забора и почти на метр ушла в землю.
— Что за черт?! — сказал папа, разглядывая место аварии.
— Может быть, это метеорит? — предположила мама. В отличие от папы-гуманитария она тяготела к точным наукам, училась в аспирантуре на физическом факультете ЛГУ и полагала, что отлично разбирается не только в физике, но и в астрономии.
Папа подобных амбиций был лишен, он считал маму очень сексуальной, поэтому нашел в себе силы смириться с таким серьезным недостатком для счастливого брака, как чрезмерная эрудированность супруги в области точных наук.
— Метеорит? — пробормотал он. — Тебе виднее, дорогая. Только вот эта штука, которая горит под яблоней… Может, ее потушить? Как ты думаешь?
— Ни в коем случае! — возразила мама. — К тому же чем ты собираешься ее тушить? Водой? Знаешь, как на воду может отреагировать раскаленный металл?
— Тебе виднее, дорогая. — Папа часто повторял эту фразу на протяжении десяти с лишним лет непростой семейной жизни. И когда мама, вконец устав от папиной гуманитарной бесхарактерности, однажды решила уйти к суровому американскому профессору, у которого проходила стажировку, папа снова сказал: «Тебе виднее…» — на слове «дорогая» он осекся. Сложно называть «дорогой» женщину, которая тебя предала.
Рыжеволосого астронавта родители не заметили, занятые разглядыванием круглой дыры в земле. Из нее валил едкий дым, остро пахло серой. Я схватил пришельца за пеструю курточку и сунул в карман на рубашке. Признаков жизни клоун из космоса не подавал.
— Наверное, надо кому-нибудь сообщить о нашей находке? — предположил папа.
— Разумеется. Я позвоню кому следует. Ты можешь не беспокоиться…
— В каком смысле?
— Этим займутся специалисты из нашего университета. Люди, которые разбираются в подобных вещах.
Мама скрылась в дачном домике, откуда через некоторое время послышался ее взволнованный голос: «Да, думаю, это метеорит. Прямо на нашем участке. Поверить не могу в такую удачу». А папа все продолжал стоять посреди огорода, напоминая путало — он был человеком астенического телосложения, одежда на нем висела, как на вешалке, а на голову он надевал старую фетровую шляпу прадедушки, думая, что она отлично защищает его лысеющую макушку от палящих солнечных лучей.
— Удивительно, правда? — сказал папа и потрепал меня по волосам. — Что только не случается во вселенной… Космос — поразительная штука. — И, помолчав, сделал неутешительный вывод: — Теперь придется чинить забор…
Сейчас, по прошествии многих лет, все, что случилось со мной тогда, кажется вымыслом, причудливой детской фантазией. О том, что я не выдумал клоуна, что он существовал на самом деле, говорят лишь моя жизнь да еще «сокровища» в старой конфетной коробке — рыжий волосок, выпавший из его крохотной головки, орех со следами маленьких челюстей и три белесых шрама — отметина острых коготков на безымянном пальце правой руки, прямо над обручальным кольцом.
Я лишь однажды сделал попытку поделиться этой историей со своей женой. Разумеется, она мне не поверила. «Вечно ты со своими выдумками…» Да я и сам уже не верю, что все случившееся правда.
Оказавшись в своей комнате, я сразу извлек пришельца из кармана и положил на стол. Пару секунд он не шевелился, потом ярко-красный рот, словно размалеванный помадой, жадно задышал. Я приблизил лицо и увидел, как затрепетали реснички и распахнулись глаза, круглые, как пара блюдец. «Живой», — с облегчением выдохнул я. Некоторое время мы смотрели друг на друга: я — завороженный его необычной внешностью, он — пребывая в шоке после крушения корабля и от того, что оказался пленником такой шестилетней громадины, как я. Первым очнулся пришелец, закричал, закрываясь от меня ручками. Я заметил, что у него по четыре пальца на каждой руке, все завершались острыми когтями, тонкими, как осиные жала.