В самой середине тоннеля у того берега, по которому шли Чанг и Баклавский, светилась вода. Вечные спички размером с руку окружали золоченую тушу кита метров трех длиной, подсвечивая ее со всех сторон. Носом кит почти упирался в парапет. На его торчащей из воды спине стояла маленькая статуэтка Подводного Будды. Бог безмятежно улыбался, сложив руки на круглом животике. Огни с глубины окрашивали Будду в странные перевернутые тени. Там, где горели спички, столбы воздушных пузырьков упирались в поверхность воды с тихим журчанием.
— Будете? — спросил Чанг, выгребая из кармана мелочь.
— Нет, посмотрю, — ответил Баклавский.
Чанг встал на одно колено и протянул руку к китовой спине. Монетка скользнула в прорезь дыхала и, звякнув, исчезла в утробе животного. Где-то под ногами заворочались тяжелые шестерни, задребезжали колокольчики. Чанг поднялся и обернулся. Еще один Будда, золотой барельеф в человеческий рост, располагался на опоре моста, напротив кита.
Чанг положил ладонь богу на живот, прикрыл глаза и замер. Баклавский почувствовал себя неудобно. Лязги и звоны стихли. Из узкой щели в губах настенного Будды показался бумажный язычок. Чанг вытянул записку и, расправив ее, повернул к свету, идущему от воды. Баклавский сделал шаг в сторону, чтобы не мешать помощнику.
— Но вы же хотели посмотреть? — переспросил Чанг и протянул записку.
— Боюсь, что не разберу по-сиамски в такой темноте.
Чанг бесстрастно прочел:
— Для тебя это что-то значит? — недоуменно пожал плечами Баклавский. — Такие предсказания может дать любая гадалка.
Чанг аккуратно скрутил бумажку в трубочку и убрал в карман.
— В этих словах много важных новостей, шеф. Только надо правильно их прочесть и понять.
Они прошли по узкому приступку чуть дальше, почти до конца тоннеля, откуда их мог бы подобрать катер. Помощник сделался неразговорчив — абракадабра из уст Подводного Будды погрузила Чанга в мрачные раздумья. А может быть, Баклавский задел его своим недоверием. А может быть, дело в дяде.
Когда Май, подведя борт прямо им под ноги, вопросительно посмотрел на Чанга, тот лишь отрицательно помотал головой. Возишься с ними, подумал Баклавский, нянчишь с пеленок, учишь работе, суешь во всякие переделки, всегда локоть к локтю, а ведь не знаешь и десятой доли того, что у них внутри. Что у одного, а что у другого. Братья стояли рядом, Май у штурвала, Чанг — держась за невысокий бортик. Одинаковые затылки, одинаковые позы. Пока не взглянешь в лицо — не различишь.
Ближе к гавани запах паленого жира становился непереносимым. Густой смрад стлался по воде и полз по улочкам Пуэбло-Сиама, не смущая местных жителей, рождающихся и умирающих с ним.
Кит — это еда, невкусная, но сытная. Кит — это кожа, плотная, крепкая, красивая, складной верх для паровых колясок, обтяжка кресел и диванов, тяжелые темно-красные куртки и пальто, сотни разновидностей ремней и упряжи. Кит — это ус для корсетов, жилы для аэростатов и дирижаблей, кость для статуэток, трубок, шахматных фигур и прочей красоты. Но прежде всего кит — это жир. Топливо для светильников и смазка — смазка! — для любых механизмов, чей век вступает в свои права.
Неприметный катер вышел из канала на открытую воду. Раз в два месяца Баклавский отправлял его в доки, где не болтающие лишнего мастера переделывали надстройки, подбирали новые краски, меняли имя. Только так можно было обеспечить внезапность, когда речь шла о рейдах-сюрпризах.
Но сейчас этого не требовалось. У рыбацких причалов уже покачивался на легкой волне черный паровой шлюп Досмотровой службы. Два десятка баркасов борт к борту прижались к пирсу, и разгрузка шла одновременно с проверкой. Черные фигуры «кротов» — так за глаза называли досмотровиков — мелькали там и тут.
Чанг легко выпрыгнул на пирс, принял поспешный доклад от старшего патрульного и устремился вперед, не дожидаясь Баклавского. Рутинная процедура проделывалась такое количество раз, что можно было бы досматривать пропахшие рыбой развалюхи даже с закрытыми глазами.
Только у одного баркаса царила непривычная нервная суета. Из щели между потолком трюма и палубой патрульные деловито вытаскивали одну за другой легкие яркие коробки.
— Что там? — спросил Баклавский у спускающегося по трапу патрульного.
— Галлийский шелк! — весело ответил тот. — Чулки кружевные, с резинками вот тут… — видимо пытаясь показать, где именно — с резинками, патрульный закачался и чуть не улетел в воду. — Придумают же! — и, похохатывая, пошел дальше.