— Кноб Хун разрежет тебе живот, — не унимался мясник, — и зашьет в него двух вивисекторских крыс! Ты увидишь их только когда они вылезут из твоего поганого рта!
— Кислоту, — сказал Баклавский патрульным, высвобождая руку из пилы.
А сам спустился к мяснику, сел рядом на корточки.
— Не думаю, чтобы досточтимый Кноб Хун когда-нибудь приторговывал сомскими бобами. Он умный и деловой человек. Дядюшке Кноб Хуну очень не понравилось бы, что какой-то киторез осмеливается возводить на него напраслину.
Четверых патрульных, надевших респираторы и защитные очки, можно было принять за подземников. Они с трудом втащили в ангар пятидесятилитровую буты ль из толстого химического стекла. Увидев кислоту, мясник заверещал и закричал что-то нечленораздельное.
— Каждого, каждого из вас, — Баклавский сгреб его за воротник, — я предупреждал лично — никаких бобов в моем порту. Ты сам накликал беду.
Пока досмотровики опорожняли мешки в сливную ванну, заполняли ее проточной водой так, чтобы ни один боб не остался сухим, пока кислота с шипением и бульканьем выплескивалась в эту взвесь, а синие шарики лопались, обнажая белоснежное нутро, и тут же серели, чернели, превращались в слизь, Баклавский стоял у открытой боковой стены ангара и смотрел на Кетополис.
Хрустальная башня дрожала светящимся столпом в утреннем воздухе. У верхней мачты, почти прячущейся в пробегающих облаках, можно было разглядеть темное пятно дирижабля. Острова в устье Баллены, разделяющей Пуэбло-Сиам и остальной город, тонули в сизой угольной дымке. Черная ниточка моста Меридиана скорее угадывалась, чем виднелась на самом деле.
На авениде Дельфинов уже начали запускать фейерверки, треск и взрывы слились в постоянный хруст, будто кто-то за горизонтом мял вощеную бумагу. Улыбчивые сиамцы сейчас торопятся выйти на улицу, всюду гомон и приветственные крики, разноцветные киты на длинных шестах плывут над крышами домов, и Будда улыбается своим подданным в ответ, словно намекая, что все будет хорошо.
На мгновение показалось, что в рокот праздника вплелись выстрелы. Впрочем, вряд ли кто-то сюда сунется — год назад пришлось продемонстрировать, что такое счетверенный пулемет, с тех пор любопытных не находилось.
Встревоженные чайки метались над гаванью, вырисовывая странные ломаные фигуры, похожие на сиамские буквы.
Конечно, Кноб Хун, думал Баклавский. На этом берегу Дядюшка так или иначе стоит абсолютно за всем, за каждой заработанной кроной, за каждой жизнью и каждой смертью.
Но разве это что-то меняет?
III. Новый порт
Новый порт, неудержимо разрастающийся, пускающий в бухту все новые метастазы-пирсы, с воды казался стеной из кораблей. Левее, под щербатыми склонами Монте-Боки, хмурились серые борта броненосцев, справа, в мутной дымке, зависшей над устьем Баллены, создавали суету речные трамвайчики, шлюпы, яхты и прочая мелочь, а прямо по курсу возвышались гордые обводы торговых парусников — темное дерево, золотые буквы имен, лес мачт.
Катер Баклавского в несколько галсов пробрался к отдельному пустому причальчику, закрепленному за Досмотровой службой.
Одинокий офицер застыл у поручней. Долгополая Морская шинель смотрелась на плотной фигуре немного кургузо. Ветер налетал порывами, и одной рукой Офицер придерживал фуражку, а другой — как-то по-дамски придерживал полы шинели, не давая им распахиваться. Немного комичный, но такой домашний, в доску свой Савиш. Баклавский был рад видеть своего помощника и заместителя, хотя его появление и стало сюрпризом — тот заведовал конторой Досмотра на Стаббовых пристанях.
Савиш не выглядел моложе шефа из-за ранней седины, хотя ему едва исполнилось тридцать семь. Свои внешние недостатки он умело направлял во благо и слыл одним из главных кетополийских ловеласов. Впрочем, смертоубийственный шарм и невероятно развитое умение договариваться использовалось им не только в амурных делах, и Баклавский часто засылал помощника туда, где сам не смог проломиться напрямую.
Когда Баклавский поднялся на причал, Савиш уверенно взял его за локоть и потянул в сторону конторы.
Заговорил быстро и негромко, чуть склоняя голову к уху старшего инспектора:
— Кажется, снова пришло письмо. Если так, то игнорировать уже нельзя. Это какая-то провокация, нам нельзя просто отмалчиваться. Ежи, давай сообщим в контрразведку…