Мне было очень горько на душе. Я понимал, какая судьба постигла моих товарищей, и отчасти им даже завидовал. Их, наверное, уже не колышут никакие проблемы и тревоги. Они идут теперь в общей колонне, ведомые погонщиками к светлой инопланетной цели.
А мы остались…
Так я оказался командиром и, прождав для приличия еще сутки, отдал приказ пробираться на восток. Благо по ночам все еще гремела канонада, и, как мне показалось, она даже приблизилась. Но не было во мне той жесткости, той силы, что имелась у сержанта. И поэтому на вторую ночевку нас с Мотилиным сонных избили гражданские и, отобрав оружие, исчезли в лесу. Один из них все повторял про какую-то надежную делянку на болотах, где можно отсидеться, пока России не помогут америкосы или еще кто-нибудь. Лезть к черту на рога, под огонь, никто не хотел. Воевать уж тем более.
С нами остались только оба доктора, смиренно переждавшие потасовку в сторонке, и паренек лет шестнадцати, сунувшийся было на нашу защиту, но схлопотавший до кучи.
После этого случая мне очень хотелось отмыться. Содрать с себя одежду и вместе с кожей, с мясом смыть с себя омерзение и разочарование в людях. Великая нация. Великий народ. «И как один умрем». Бред. Полный бред. Человек человеку волк, а русскому еще и враг, получается.
Я поймал себя на нехорошей мысли, что инопланетяне с их пожиранием не так уж и плохи. Гораздо хуже то, что делали люди. Мои сородичи, мои земляки. Такие, как Борзов, такие, как тот беглец у дома, как сбежавшие в первый день соратники.
Но, самому себе возражал я, есть же такие, как волевой Бурзуг, как смелый Ганеев. Как капитан Варежкин хотя бы. Есть ведь много хороших людей. И Мотилин не сволочь, и доктора эти чертовы. Однако бал правят не они.
Мои родители были из интеллигентов. Мама — учительница, папа — скульптор. Они наверняка уже либо мертвы, либо находятся под властью шаров. Я знал, что у них нет ни единого шанса уцелеть в мире Борзовых.
Что же мы за люди-то такие?
Психиатры всю дорогу спорили о возникновении пирамид, о том, как просто разрешается древняя загадка Египта. Об огромных мускулистых великанах с собачьими головами, таскающих на себе многотонные плиты.
Мы с Мотилиным почти не разговаривали.
С каждой ночью звуки канонады были все ближе, и это придавало нам сил. Держатся наши части. Держатся! Может быть, Петрозаводск еще стоит. Может быть, в кольце, но пушки-то работают!
Один раз мы видели в небе вертолет. Наш, военный. Одинокая машина летела куда-то на запад, а за ней роящейся тучей следовали черные шары пришельцев. Летчик даже не пытался петлять, выжимая из двигателя все, а преследователи будто играли с ним, то нагоняя, то чуть отпуская добычу. Мы так и не узнали, чем закончилась погоня.
А еще нам попался выжженный участок леса, на котором совсем недавно шло сражение. Прямо по его центру торчал обгоревший остов изуродованного танка, а в десяти метрах от него валялся на спине обугленный великан пришельцев. Росту в нем было, наверное, с шестиэтажный дом. А морда словно волчья — или скорее даже лисья. Острая такая, вытянутая. И ушки торчком. Вернее, то, что от них осталось.
Утром четвертого дня мы выбрались на асфальтовую дорогу, по которой, раскачиваясь, несся джип «Патриот». Кузов у внедорожника был срезан, и вместо него на машине красовался пулемет. Я обрадовался, как ребенок. Замахал им руками, надеясь, что они остановятся.
Скрипнули шины. Джип встал совсем рядом с нами, урча мощным двигателем.
— Братки! — изможденно улыбнулся Мотилин.
Доктора присели на отдых у кромки леса, в тенечке, и на машину смотрели без удивления и без радости. Паренек же счастливо лыбился, разглядывая вышедшего из «Патриота» бойца.
Тот остановился перед нами, широко расставив ноги.
— Чего ты вылупился на них, Сеня, — донеслось из машины. — Кончай их. Эти двое, в форме, стопудово дезертиры. Наших в этом секторе быть не может.
Я оторопел. Ефрейтор тоже перестал улыбаться. Солдат же скинул с плеча автомат.
— Мы не дезертиры, — только и смог сказать я. — Погоди! Ты чего…
— Что за народ, блин, урод на уроде, — пробубнили в «Патриоте». — А мы за них кровь проливай. Вали их нах и скидывай в канаву, а то майор орать будет.
Мотилина срезало очередью, я каким-то чудом сумел уйти с линии огня. Катясь вниз по насыпи, отбивая локти о камни, я слышал, как ругался наверху солдат, как хлопнула дверца водителя и второй боец кинулся на помощь коллеге.
В бок больно ткнулся огромный валун, выбив из меня дыхание, но я сразу же вскочил на ноги. Пули выбили крошку из камня, и один из осколков рассадил мне щеку. Вскрикнув, я нырнул за валун и бросился в лес, зайцем рыская из стороны в сторону.