Я вспоминаю свой сон. Холодные скользкие камни. И нет дна.
До края осталось совсем чуть-чуть.
Совсем немножко…
Я нащупываю свой серп. Жатва должна состояться.
Для этого я здесь.
Вот уже четырнадцать лет…
Нельзя допустить повторения кошмара двухвековой давности. Если Кирилл пощадит свою жертву, я сделаю все за него. Сам.
Воздух над краем колодца дрожит. Смрад становится невыносимым. Первое склизкое щупальце выбирается из колодца — и Кирилл не выдерживает.
Взмах серпа. Фонтан крови из рассеченного горла. Девушка падает. Кирилл роняет серп.
Обиженно-сытый рев Хозяина.
Жатва закончена.
В этот раз все обошлось…
Я вернулся домой под утро. Агата еще не спала. Она терпеливо ждала меня под дверью ванной, пока я с остервенением тер себя мочалкой под обжигающими струями душа.
— Как прошло? — спросила она.
— Нормально, — сказал я.
— Неужели — никто? — спросила она.
— Был один, — сказал я.
— И?
— Не смог. Колебался, но все-таки не выдержал. Агата вздохнула.
— Ничего, — сказала она. — Когда-нибудь найдется кто-то… кто сможет.
— Да, — сказал я. — Кто-нибудь обязательно сможет.
Ведь я же смог.
Вадим Шарапов
ДЕНЬ КОСМОНАВТИКИ
В Центре управления полетами было непривычно тихо.
Большой транспарант «С Днем космонавтики, дорогие коллеги!», вывешенный над стеклянными дверями, чуть слышно шуршал под струей прохладного воздуха из кондиционера.
Поздравить Виталия с праздником забежал Саша, стажер из сектора управления МКС, но и он уже умчался, на прощание бросив: «Старик, я к жене». Теперь Виталий сидел один, от нечего делать вращаясь туда-сюда в кресле, смотрел на экраны и скучал. Запусков в ближайшее время не предвиделось.
— Водки бы сейчас! — громко сказал Виталий и укоризненно посмотрел на маленький календарик с портретом Гагарина. Первый космонавт радостно улыбался — он, как говорят, и сам был не дурак выпить. Виталий вздохнул и откинулся на спинку кресла.
Из динамиков монитора послышался шум. Открыв один глаз, оператор удивленно посмотрел на сетку селектора. Шум продолжался, он усилился и стал как-то непонятно пульсировать.
«Помехи, блин», — Виталий пощелкал кнопками. Безуспешно. Когда он уже потянулся, чтобы проверить датчики мониторинга, в динамике что-то щелкнуло и шум пропал. Вместо него раздался мужской голос:
— Эй, в ЦУПе! Привет, Земля! С праздником! Как вы там?
Машинально набросив на голову наушники, оператор посмотрел на пульт, где должен был светиться зеленый огонек приема-передачи.
Остолбенело заморгал. Линия была мертва — «ни звездочки», как любил говорить сменщик Виталия.
— Земля, как слышите? — голос был веселым.
— Слышу вас… — выдавил Виталий. — Кто на связи?
— На связи — «Союз-11». Командир экипажа Георгий Добровольский. Как там празднуете?
— Не понял вас. «Союз-11»? — Виталий тупо уставился в список позывных. — Какой еще одиннадцатый? Кто там шутки шутит?
— Тот самый, не сомневайся, — голос в наушниках прервался смешком. Не отпуская стебель микрофона, свободной рукой Виталий открыл ящик стола, выхватил оттуда тяжелый том «Мировой пилотируемой космонавтики» и начал лихорадочно перелистывать страницы. Да… Ди… До… «Добровольский, Георгий Тимофеевич. 30 июня 1971 года… Погиб со всем экипажем «Союза-11» при возвращении на Землю…».
— Освободите линию! — заорал он в микрофон. — За такие вещи…
— Ты не кричи, сынок, — голос сменился другим, — ты лучше нас поздравь. Шутка ли — почти сорок лет прошло. Как вы там, на Земле?
— Кто… это? — медленно спросил Виталий, чувствуя, как леденеет затылок.
Почему-то он поверил, только услышав этот далекий, прерывающийся эхом голос — ничего живого не оставалось в нем, были только вселенская тоска и усталость.
— Полковник Владимир Комаров. «Союз-1», — голос замолчал.
Потом в наушниках заговорил прежний веселый мужчина:
— Да нас тут много, парень! И все тебя поздравляют. Вот тут и Пацаев с Волковым присоединяются, — говоривший словно бы отвернулся от микрофона; на заднем фоне послышался шум, похожий на аплодисменты, неразборчивые голоса.
— Вот к нам еще и американцы прибыли, «гуд лак» тебе желают. С «Аполлона-1» парни. О, и девчонки!
— Какие?
Виталий спрашивал, сам не понимая, что делает. В голове билось только одно: «Это же правда, правда, не розыгрыш, я знаю…»
— С «Челленджера» ихнего. И с «Колумбии». Одна, которая учительница, очень даже ничего! — Добровольский снова засмеялся, в сторону сказал что-то по-английски.