Высокий, плечистый, хоть и не молодой, блестя быстрые, внимательные глаза. Одежда из шку украшена бисером, до земли свисает плащ из медведя, в руке — рогатина, на поясе длинный нож.
— Мир тебе, — сказал Олег на языке чуди.
Если хочешь выжить в этих местах, ты должен знать это наречие.
— Мир тебе, — повторил Шолох, гадая, с какой это стати сам глава рода Дятла вышел к ним?
Согласно законам вежества он должен ждать гостей в поселке, а навстречу отправить одного из молодых охотников.
— Здравствуйте, — ответил вождь, откликавшийся на имя Девай.
Он использовал, как и положено, речь гостей, и сейчас должен спросить о том, легок ли был их путь, как обстоят дела в веси, здоровы ли жены и дети, доброй ли была осенняя охота…
Но беседа пошла совсем не так.
— Отец велел передать, что вам незачем ходить к нему, — заявил Девай мрачно.
«Отцом» у чуди называется колдун, он же жрец лесных богов.
— Незачем? — На лице Олега поднялись русые брови.
— Да, — сказал вождь. — Он велел передать, что проснулась Вирь-ава, Лесная Мать. Он велел передать, что не хочет привлекать ее внимание к нам, и ничем не может помочь. Велел передать, что чарами убить ее невозможно, что…
Девай говорил спокойно, но непреклонно и холодно.
Шолоха его речи не радовали, но колдуна чуди он вполне понимал — своя хата с краю, а рубаха ближе к телу; а если беда пришла к соседям, так радуйся и благодари богов. Только вот боги почему-то редко воздают за подобное, и беда рано или поздно является уже к тебе.
Забыл об этом Отец рода Дятла или решил, что его это не касается?
Вождь замолчал.
«Наверняка ждет, что мы примемся спорить, а то и на колени упадем, в ноги поклонимся, — подумал Шолох. — Вот только шиш тебе, рожа чудская… не на тех напал, видит Род!»
— Хорошо, попробуем справиться сами, — сказал Олег, и они пошли обратно.
Весь обвели бороздой в день Ярилы Зимнего, когда прославляется в небесах сын Сварога, победивший чудовищного змея…
Твердая земля сопротивлялась плугу, и потратили целый день, а он в это время года короток. Над входами в дома развесили подковы, куски старого железа, что нашлись в кузнице у Горазда, а тропинки перегородили накрест положенными друг на друга вилами.
Человек перешагнет и не заметит, а нечисти пути нет.
В лес по одному не ходили, даже опытные охотники, сильные мужики, всегда по двое, по трое. Детей все время держали под приглядом, да и бабы друг за другом присматривали — всякому известно, что женскую душу заморочить куда легче, особенно если оставить ее без поддержки.
Вирь-ава была рядом, кружила около веси, всех мучили тяжелые, дурные сны. Вместе с ночным мраком накатывала дурнота, хотелось бросить все и брести куда глаза глядят.
Темная женщина больше не появлялась, но Шолох однажды видел огромную росомаху с черной как уголь шкурой. Дважды натыкался на следы, сначала вновь на волчьи, а затем и вовсе не понял на чьи — вроде как лесной кот, да только никогда не видывали в волжских лесах котов таких размеров!
Никому не рассказал, кроме Олега, — нечего народ пугать, и так все трясутся.
Про то, чем кончился их поход к соседям, они тоже промолчали, сообщили только, что помощи не будет.
Бушевали метели, то усиливались, то слабели морозы, изредка приходили оттепели. День катился за днем, и вот уже седмица осталась до Таусеня, а там, глядишь, и новое Солнце родится, свет начнет прибывать по зернышку, повернет на весну, и станет полегче.
И как-то притерпелись вроде, привыкли… человек такая тварь, живучая.
В тот день Шолох вышел из хаты поздно — возился с новыми лыжами, подгонял под ногу. А когда выбрался на свет, то увидел, как мимо — а он жил на самой околице — бредет Уйка, молодуха из семьи Горазда.
Хоть и холодно, а полушубок расстегнут, а лицо мечтательное, словно на свиданку собралась.
— Ты куда? — окликнул Шолох, но баба его словно не услышала.
Он шагнул с крыльца, и тут она побежала…
— Стой! — крикнул Шолох и рванул следом — схватить, удержать глупую, поддавшуюся чарам Лесной Матери!
Молодуха танцующим шагом переступила валявшиеся на снегу скрещенные вилы, и в этот момент Шолох догнал ее. Схватил за ворот, но тут в уши грянул издевательский хохот, в лицо ударил неведомо откуда взявшийся снежный вихрь.
Проморгался и обнаружил, что в руке ничего, а к лесу удирает гривастый волчина и несет Уйку в пасти так легко, словно она вовсе ничего не весит!
— Стой, падаль! — Шолох побежал вперед, забыв о том, что у него нет оружия, что он один.
Но споткнулся на ровном месте, затем провалился в сугроб, а когда вылез, то зверя и след простыл. А сзади, из веси уже понесся надрывный плач — бабы сообразили, что недоглядели, что молодуху, поддавшуюся темным чарам, никто не остановил.
И Вирь-ава получила новую жертву.
Прибежали запыхавшиеся мужики, все с оружием, они двинулись по следу, но нашли то же самое, что и в первый раз — пятна крови на снегу, и более ничего, ни одежды, ни костей, будто Лесная Мать проглотила Уйку целиком.
— Так она всех перетаскает, — сказал Шолох, когда зашагали обратно.
Чувствовал себя виноватым — выйди на крыльцо чуть раньше, мог бы перехватить бабу, задержать.
— Не дадим, — отозвался Олег, мрачно сжимавший кулаки. — Поймаем мы ее…
— Но как? Как? — воскликнул Заяц, мелкий и суетливый мужичонка, но большой мастер во всяком ремесле.
— А как медведя ловят? В капкан. На приманку.
Западню начали готовить на следующий же день.
Пусть никто не ведает, что такое и откуда взялась Вирь-ава, но о повадках хищника любой охотник все знает, ну а нечисть, несмотря на ум и колдовское умение, все же не больше чем кровожадный зверь.
Выбрали место для засады — на самом берегу По-чайны, где с одной стороны крутой склон, а с другой река. Затем Горазд из того серебра, что нашли в веси, изготовил наконечники для стрел.
— Всего два вышло, — сказал он, вручая их Олегу. — Не промахнитесь.
— Не промахнемся, — пообещал бывший дружинник.
Серебро против нечисти еще лучше, чем добрая сталь, оно для всех детей Чернобога что сильнейший яд, хотя обычная отрава, смертельная для человека, на них не подействует.
После этого стало ясно, что идти придется вдвоем, не больше, но оно и к лучшему — много народу спрятать трудно, а лишние только спугнут нечисть и вообще будут под ногами мешаться.
Шолох выстругал древки для стрел, насадил перья, выбирая те, что с правого крыла селезня — известно, что стрела с такими перьями летит дальше, бьет точнее и сильнее. Осмотрел луки — свой и Олега, и каждый смазал заново, отобрал по две надежных тетивы.
Определили лежки, где засесть самим, чтобы остаться незамеченными.
Вирь-ава не должна быть всемогущей, и ее можно обвести вокруг пальца… ну а если же нет, то только и остается, что спрятаться в домах и молиться богам, чтобы напасть отступила.
Настала пора решить насчет приманки.
Несколько дней думали и колебались, даже спорили, собравшись втроем в кузнице Горазда, где никто не помешает, просто так не сунется, и в конце концов Олег предложил Искрена, собственного младшего сына.
— Если кем и рисковать, то моей кровью, — сказал он. — Если что, Род благословил меня множеством детей, еще на развод останется… Ну и парень он шустрый, крепкий, если что, не растеряется… дадим ему все амулеты, что есть в веси, глядишь, помогут не поддаться чарам.
Говорил бывший дружинник без привычной уверенности, и видно было, что слова даются ему тяжело.
— Если ты порешил, то так и быть, — сказал Шолох, с содроганием думая, что могли выбрать и его Ратмира. — Но надо бы и самого отрока спросить, плохо в таком деле неволить, пусть даже недоросля.
Олег нахмурился, наверняка хотел напомнить, что волен в собственной крови, но смолчал.
Ну а Искрен, когда его привели в кузницу и объяснили, что от него хотят, отца не подвел. Серые глаза отрока загорелись, щеки разрумянились, и он воскликнул, радостно улыбаясь и сжимая кулаки: