— Я недооценил тебя, — сказал он наконец. — Пойдем, торг на сегодня закончен.
В толпе слышались громкие голоса. За меня давали большие деньги. Но Али не реагировал на предложения.
Мы провели остаток дня в лагере каравана. Мне была предложена необычно обильная трапеза. По мере приближения к Нанпуру наши порции увеличивались, но это был настоящий пир. Я не заставил себя упрашивать и быстро расправился с едой. Вечером к шатру абу Маруха явилась чрезвычайно толстая женщина. Она была так обильно умащена ароматными маслами, что ее собственный запах был почти неразличим даже для моего чувствительного носа. Это была вдова работорговца, убитого черным человеком. Звеня золотыми браслетами, она принялась требовать от Али компенсации, упирая на то, что потеряла кормильца и одного из лучших рабов, потерпев двойной убыток. Пахучая толстуха желала в качестве компенсации забрать меня. Абу Марух мягко говорил с жирной самкой и пригласил её в шатер. Там они еще некоторое время спорили. Наконец женщина ушла. По дороге она что-то ворчала себе под нос.
Я полагал, что Али рассердится на меня, но торговец вышел из шатра довольный и сказал:
— Теперь ты хороший раб. Я заплатил за тебя изрядную цену, — в глазах торговца при этом плескалось веселье, и я понял, что вдова продешевила.
Али оставил меня при себе и принялся обучать различным людским уловкам. Среди прочего меня учили владеть разным оружием, от большой пушки до метательного диска, что вмиг может отсечь голову взрослому мужчине. Были учителя, которые отказывались работать с дикарем, но Али платил, и они смирялись. Мне запомнился тщедушный старичок, учитель английского. Он входил ко мне, точно в клетку к дикому зверю, бледнел, лепетал и тряс своими сединами. Зато по окончании урока имел вид горделивый и надменный, будто великий полководец, одержавший значительную победу.
Как бы то ни было, я постиг язык сахибов и довольно быстро превзошел своих преподавателей боевых искусств. Дело в том, что я двигаюсь много быстрее обычного человека, а мой чувствительный нос позволяет предупреждать атаку врага. При этом я прекрасно понял всю убийственную мощь оружия сахибов. Ведь от летящей пули не смог бы уклониться даже самый стремительный хищник.
Четыре года я учился и странствовал вместе с Али. Пожалуй, это было счастливое время. Мне довелось увидеть большие города с их неумолчным шумом и многолюдьем, с огромными белыми домами и мощными крепостными стенами. Я видел зверинцы и чудных созданий, языка которых не знал. Я видел океан и грозные корабли сахибов. Я видел огромные величественные горы в шапках вечного льда и могучий Ганг, влекущий лодки и тела умерших к далекому морю. Время от времени я слушал запах окружающих земель, но ни разу не испытал чувства узнавания. Позже я понял, что хитрец абу Марух намеренно избегал нужного направления. По этой же причине в разговорах он старался не поминать мое прошлое и не рассказывал ничего о себе.
Однажды в дом Абу Маруха в Нанпуре явился сахиб но фамилии Шолто. Он был одет в гражданский костюм, но выправка и манера разговора недвусмысленно указывала, на бывшего военного. Позже я узнал, что Шолто бежал со службы из-за карточных долгов и теперь скрывался от кредиторов. Он принес старую карту, на которой были обозначены города и крепости древнего княжества, погибшего много лет назад. Шолто утверждал, что сможет отыскать путь к столице княжества и дальше, к сокровищам древних махарадж. Уже некоторое время я был посвящен в дела Али и ходил при нем как телохранитель. Я увидел край карты, и вдруг меня сотряс мгновенный озноб узнавания. Небольшой выцветший рисунок изображал памятный мне барельеф с раджпутами в мертвом городе. В былое время я бы тут же рассказал о своей находке, но жизнь среди людей научила меня приберегать слова. Я промолчал. Шолто-сахиб и Али некоторое время обсуждали возможность похода к мертвому городу и пришли к соглашению. Али давал снаряжение и животных, а взамен получал равную долю в предприятии. У Шолто было еще трое подельников-сикхов и британец по фамилии Смолл. В итоге все богатства мертвого города были поделены на шесть частей. Невольно я прикоснулся к рукояти кинжала на поясе. Он был родом из тех мест. Али вернул мне стальной клык, как только я стал охранять его. Жители деревни не пожелали оставить клинок себе, полагая, что все мои вещи прокляты, и отдали кинжал торговцам.
Конец зимних дождей ознаменовал наш выход из Нанпура. Два слона, пять мулов и лошади, на которых ехали Шолто и компания, бодро дробили копытами подсохшую грязь на дороге. Вместе с сахибом явились четверо компаньонов, кули и несколько наемных работников. Смолл привел с собой низкорослого дикаря, больше похожего на ребенка, чем на взрослого. Увидев меня, он издал громкий вопль, бухнулся на колени и, выпростав из кармана разрисованную узорами кость, принялся чертить в пыли какие-то знаки.
— Тонго боится вашего пса. — Смолл подошел к Али, попыхивая трубкой.
— Ваш друг мудр, — усмехнулся торговец. — Будь я на его месте, тоже боялся бы.
Дорога до мертвого города заняла два месяца. Изначально у Али и Шолто было равное количество людей, но нам не повезло. Двое индусов из нашего лагеря умерли от лихорадки, и мы остались в меньшинстве.
Шолто постоянно сверялся с картой, которую держал в потрепанном кожаном несессере. Попытки помочь ему разобрать маршрут всегда отвергались. «Слишком много душ на этом куске кожи» — так он говорил. Как-то раз один носильщик нечаянно дотронулся до заветного хранилища, желая как видно помочь британцу. Шолто избил его до полусмерти, и только вмешательство Смолла спасло незадачливого кули.
Когда до руин оставалась неделя пути, я стал различать знакомые запахи. Кое-кто из старых знакомых был еще жив и охотился в окрестных джунглях. Я окликнул орла, парящего над нами, и он спустился ко мне. Орел был молод, но в высоких гнездах продолжали рассказывать легенды о Тени тигра. Птица почтительно говорила со мной и обещала передать весть тем, кто умеет слышать.
Шолто и остальные с удивлением наблюдали за этим, а потом поинтересовались у Али, что за фокусы я показываю. Торговец невозмутимо отвечал, что в местах, откуда я родом, люди умеют заклинать птиц так же, как факиры заклинают змей. Все как будто удовлетворились ответом, и только подозрительный Джонатан Смолл прорычал: «Черта с два! Ваши факиры вырывают змеям клыки и бьют по голове флейтой, пока тварь не уясняет, что нужно лезть из корзины, когда снята крышка. А я не видел, чтобы вы держали эту птичку взаперти».
Али ничего не сказал на это, но я удивился не меньше остальных. Вечером на биваке торговец долго и пристально разглядывал меня сквозь пламя костра.
— Возможно, я ошибался, а в словах моих людей есть доля правды, — сказал Али после долгого молчания. — И все же я не верю в демонов. Кто ты, раб?
Я промолчал, а он не требовал ответа.
— Ты в самом деле разговаривал с той птицей? — наконец спросил абу Марух.
Я кивнул. Не было смысла отрицать очевидное.
— И что же она сказала?
— Пожелала мне здоровья.
Правда может обидеть или шокировать человека. Али она рассмешила.
— Что ж, заклинатель птиц, храни свои тайны, лишь бы ты охранял мою спину.
Город открылся перед нами внезапно. Из сплетения ветвей вдруг возник гранитный портал, увенчанный каменной головой слона, а за ним показались руины зданий.
Уже вечерело, поэтому обследовать город решили на следующий день. Мы разбили лагерь. Из темных проемов, с оплетенных лианами фасадов и мраморных постаментов взирали на нас каменные глаза богов и демонов. От щелей и расселин доносились голоса змеиного народа. «Пришельцы! Пришельцы! Черный бандерлог! Убийца матери!» У змей долгая память.
После ужина Али достал из кармана свернутый в трубку лист плотной бумаги и отдал мне.
— Это твоя купчая, — сказал торговец. — Ты больше не раб и волен идти либо остаться.
— Почему освобождаешь меня? — спросил я тогда.
— Тому есть несколько причин. И первая из них — опасность. Люди становятся непредсказуемыми, когда речь идет о больших деньгах. Если мы схлестнемся с сахибом и его головорезами, я хочу, чтобы мою спину прикрывал свободный человек. Ты получишь от меня равную долю сокровищ, как компаньон, а значит, будешь сражаться за награду, — он заглянул мне в глаза, но я сохранял спокойствие. — Есть еще одна причина. Твоя мать.