Пусть это будет мальчик, подумал Ной. Я отдам ему лётчика, чтобы он когда-нибудь подарил его своему сыну.
Антон Первушин
ВЫБОР ТВОРЦА
Опытную станцию «Заря-Рокша» пытались поджечь четыре раза. Но лишь последняя, четвертая, попытка завершилась частичным успехом.
Если поначалу поджигатели действовали неумело, посылая на территорию подвыпивших люмпенов, которых институтские практиканты легко выловили, то теперь за нападением чувствовалась крепкая направляющая рука. В пять утра, когда охрана расслабилась, а практиканты сладко спали в жилом корпусе, к станции по главной трассе прорвалась целая группа на квадроциклах и устроила гонки между корпусами, разбрасывая бутылки с «коктейлем Молотова». Нападавшие хорошо знали назначение сооружений и пользовались приборами ночного видения, поэтому атаковали только те здания, в которых заведомо не было людей: лаборатория полного цикла, хранилище биоматериалов, склад, энергоблок и зверинец. Избегали случайных жертв, ведь гибель кого-то из сотрудников станции или практикантов неизбежно выводила расследование дела на федеральный уровень, что организаторам безобразия было невыгодно.
Вторжение кадроциклов, работавших на бесшумных электродвигателях, дежурный из вневедомственной охраны успешно проморгал и спохватился лишь в тот момент, когда густая августовская тьма озарилась первыми быстрыми всполохами. Он включил прожектор, но от склада, который размещался в большом деревянном амбаре, доставшемся в наследство от разорившегося колхоза, уже вовсю валил дым, и ничего толком разглядеть не получилось. Дежурный окончательно проснулся и врубил сирену. Практиканты голышом высыпали на улицу. Бросились к гидрантам, кто-то поволок к складу порошковые огнетушители. В неразберихе чуть не забыли о главном. Но тут протяжно и громко, перекрывая вой сирены, затрубил Рони. Оставшийся на ферме за начальника Сталинович крикнул: «Мамонт!» — бестолковая суета прекратилась, и все, кто был на ногах, включая охранников, побежали к зверинцу.
Директор Семен Корнев примчался на ведомственном джипе из поселка сотрудников через полчаса после нападения. К тому времени практиканты, возглавляемые изрядно прокоптившимся Сталиновичем, успешно побороли очаги у зверинца, лаборатории и энергоблока. Склад полыхал с веселым яростным треском, салютуя снопами искр. Хранилище горело неохотно, но ядовито — самые отчаянные из тушителей наглотались вонючего дыма и сидели в сторонке, дожидаясь врачебной помощи. Еще через двадцать минут появились профессионалы — два пожарных расчета из Рязанцево. Однако им оставалось лишь залить тлеющие головешки, отчитать охрану за халатность и подписать акт. Пострадавших при тушении хранилища увезли в военный санаторий на Рокше, остальные приходили в себя, умывались у главного гидранта, возбужденно переговаривались.
К восьми утра заявилась делегация из старшего следователя, пожарного дознавателя и эксперта-криминалиста. Был с ними и сумрачный молчаливый тип, представившийся «агентом госнадзора» — скорее всего, офицер Федеральной службы безопасности. Корнев, навестивший Рони и только после этого немного успокоившийся, сопровождал делегацию в мучительно медленном обходе пожарища. Вроде бы факт злого умысла не вызывал сомнений, но следователь искал мотив.
— Вам угрожали, Семен Кириллович? — спрашивал он.
— Нет, — вполне искренне отвечал Корнев. — Никто прямо не угрожал. А сетевую белиберду я не читаю.
— Ходят слухи, что это не первая попытка поджога. Есть основания?
Тут Корневу пришлось слукавить:
— Не понимаю, откуда такие слухи. Однажды к нам забрели бомжи. Наверное, хотели поживиться тем, что плохо лежит. Охрана прогнала. А в остальном все было нормально…
Долго составляли протокол осмотра, эксперт-криминалист снимал происходящее на видеокамеру. Конспирирующийся фээсбэшник незаметно отстал, пропав из поля зрения. Позже Корнев увидел его беседующим с чумазыми практикантами. Те что-то рассказывали, энергично жестикулируя. У Корнева от плохих предчувствий разболелся желудок.
Впрочем, неприятности только начинались. Едва удалось выпроводить следователя с сопровождающими, из военного санатория на мобильник позвонил Сталинович и сразу огорошил:
— Мы в новостях, Семен!
— Дьявол, — тихо ругнулся Корнев. — В местных, надеюсь?
— Хуже. Рейтер! Первый и второй каналы уже ссылаются. Несут полную хрень. Поджог взяла на себя экстремистская организация. «Биоджихад». Слышал о такой?
— Нет, не слышал.
— А сегодня комиссия, между прочим…
— Я помню, млин! — бросил Корнев зло, но тут же спохватился: — Извини, Виссарион, задергали меня тут совсем.
— Я сейчас приеду, — твердо сказал Сталинович.
— Ты уверен? Какой диагноз поставили?
— Да нормально всё! Мне уже прокапали гемодез, вкололи глюкозу и витамины, подышал кислородом. Скоро буду. Без меня не начинайте!
Он дал отбой, а Корнев остановился и задумался. Таких совпадений, конечно, не бывает. Пресловутые «споры хозяйствующих субъектов», из-за которых случается половина бед в «глубинке», были успешно разрешены еще до появления Рони. Стенания зоозащитников и алармистов никогда не выливаются в нечто более серьезное, чем одноразовые писульки в блогах — не зря современную молодежь называют поколением «лайка». Экстремисты? «Биоджихад»? Даже не смешно! С другой стороны, нападение было спланировано грамотно. И информация сразу ушла в агентство Рейтер, которое на мелочи не разменивается. Значит, в игру вступил кто-то серьезный. И этот кто-то крайне заинтересован в сворачивании проекта «Мамонт».
Корнев направился в административную пристройку жилого корпуса. Навстречу метнулся завхоз Андрейченко. С утра по территории не ходят, а мечутся или перебегают. Погорельцы. Корнев терпеливо выслушал скороговорку завхоза о причиненном ущербе, хотя при оформлении протокола успел сам оценить масштабы. Приказал мобилизовать всех практикантов и сотрудников на разгребание завалов. Дал свое согласие на вызов тяжелой техники из Переславль-Залесского. Страховка покроет расходы.
В административной пристройке работал центральный климатизатор, оборудованный очистителями воздуха — здесь было свежо и почти не пахло гарью. У кабинета маялась зоотехник Егорова. В тушении пожара она не участвовала: когда собирались в поселке, женщин решили не брать.
— Что нужно, Мила? — спросил Корнев.
— Рони плох, — сообщила зоотехник. — Лёг. Как раньше, в детстве. Дыхание затрудненное. Вздыхает протяжно… Словно жалуется. И хобот засовывает в рот, кончик прикусывает. Никогда такого не видела…
— Думаю, ничего страшного, — сказал Корнев. — Дым и стресс. Померяй температуру, посмотри кожу на высыпания. Подумай о диете. Если возникнут затруднения, звони Поликарпову. У меня сегодня комиссия после обеда, ты знаешь. Вечером присоединюсь.
Егорова ушла. Хотя Корнев и не выказал своего беспокойства при зоотехнике, в действительности он был не на шутку встревожен. Понятно, что ночная кутерьма и пожар должны были сказаться на Рони. Хорошо еще, что тот повел себя сравнительно смирно, не пытался биться о металлический барьер, не вставал на дыбы. Но теперь Рони догнала реакция, и не было определенности, как он ее перенесет. Хуже того, скоро прибудет комиссия из ФАНО, и впечатление, надо думать, станция произведет неизгладимое. Беда не приходит одна!
Корнев включил компьютер. Операционная система загрузилась под незатейливую мелодию, позаимствованную из старого советского мультика «Мама для мамонтенка». Тут же на экране появился и сам мамонтенок — тамагочи, слепленный одним из практикантов года три назад. Корнев собирался вывести на виртуальный образ параметры, собираемые датчиками, вживленными в Рони, чтобы по поведению тамагочи сразу видеть, в каком состоянии находится реальное животное. Потом погряз в рутине и отбросил эту идею: она показалась по-детски пошлой. А вот мамонтенок остался.