Корнев хотел просмотреть почту. Однако почти сразу зажегся зеленым индикатор вызова. Корнев ткнул пальцем в экран, раскрывая окно видеочата. На связи был Черниховский — членкор Академии наук, директор Института биологии и биотехнологии. Он сидел в знакомом кресле с высокой спинкой и презрительно щурился.
— Приветствую, Семён Степанович, — сказал Чер-ниховский. — Что у тебя за бардак? Меня с утра журналюги атакуют.
Корнев описал ситуацию.
— Совершенно ясно, что поджигатели ориентировались на приезд комиссии, — подытожил он. — Виктор Анатольевич, нельзя ли как-то перенести визит? Хотя бы на неделю?..
— Увы, я не всесилен, — отозвался Черниховский. — Только что разговаривал с этой… как ее?., с Вероникой Леонидовной… Тему порешали в Агентстве, с генеральным. Так что они уже на пути к тебе. Готовься к вздрючке.
— Всегда готов, — пробурчал Корнев. — Кто такая Вероника Леонидовна?
— Не доложили? — удивился Черниховский. — Учти тогда: от ее слова многое зависит. Она представляет нашего нового инвестора — «ГенСимс». Канадцы. О них-то ты знаешь?
— Знаю.
— Короче, обрати на эту… как ее?.. Веронику Леонидовну особое внимание. Если «ГенСимс» проект не поддержит, придется твою ферму оптимизировать.
Черниховский вышел из чата. Корнев некоторое время сидел без движения, глядя в опустевший экран. На душе было муторно. И опять крутило желудок.
О канадской корпорации «GenSims» писали много. В основном, конечно, пустые статейки, не раскрывающие суть работ. Поэтому Корнев, чтобы составить собственное мнение, обычно заказывал открытые материалы симпозиумов, которые корпорация устраивала в стенах Университета Западного Онтарио. Поначалу ему было интересно, ведь сотрудники «GenSims» взялись за совершенно новое направление в биоинженерии — маг-технологии. Словечко происходило от Multiplex-Automated Genomic Engineering и подразумевало создание искусственных существ, называемых синтеморфами, геном которых спроектирован от первого до последнего кодона. Корпорация попыталась взять на себя функции Господа Бога, что любили всячески подчеркивать журналисты, склонные выкапывать сенсации даже в навозных кучах. Однако специалист умеет сравнивать, и Корнев быстро убедился, что синтеморфы — надувательство. Каждый из них был сборной конструкцией, согласованность работы которой обеспечивали надстройки — вживляемый компьютер с искусственной нейросетью. Получалось, что «GenSims» выпускает тех же роботов, но куда менее эффективных и более дорогих, чем сделанные из металлов, пластиков и полупроводников. Вскоре определилась и сфера применения синтеморфов — развлечения: живые игрушки, экзотические парки, рекламные акции. Показуха! Впрочем, отдельные модели удалось приспособить к более серьезному делу — оперативной утилизации твердых отходов. Корпорация всего лишь за год и за «спасибо» справилась с Восточным мусорным континентом, загрязнявшим Тихий океан, в то время как экологи просили пять лет и сумасшедший бюджет. Понятно, что после столь впечатляющей демонстрации возможностей «GenSims» обрела неоспоримый авторитет, и спрос на ее продукцию резко возрос. Хотя игрушки все равно остаются игрушками, какими бы наукообразными псевдолатинскими терминами их не обзови.
Когда-то Семен Корнев не воспринимал «GenSims» в качестве конкурента или инвестора. Слишком разными путями в познании живого они продвигались. В отличие от канадцев, конструирующих принципиально новых существ, фирма «Заря», учрежденная в рамках специальной программы Федерального агентства научных организаций, занималась технологией «de-extinction» — клонированием вымерших животных. Нельзя сказать, что группа Корнева, который восемь лет совмещал должности директора фирмы и руководителя научных работ, была лидером в этой области. Первый зачин еще в 2009 году сделали испанские коллеги, сумевшие клонировать вымершего пиренейского козерога. Затем американцы возродили к жизни каролинского попугая и странствующего голубя, а японцы — тилацина, тасманийского сумчатого волка. Однако всё это были краткосрочные проекты, и результат их оказался неоднозначным. Козленок козерога скончался сразу после рождения. Попугай нормально прижился в неволе, а голуби так и не вывели птенцов. Больше всего возни было с тилацином, ведь, несмотря на обилие генетического материала, на Земле не осталось близкородственных видов, и нельзя было использовать готовую яйцеклетку. В итоге был применен метод химеризации — внедрения участков генома тилацина в геном тасманийского дьявола с анализом последствий. На свет появилось множество уродцев, ни один из которых не протянул и года.
Задача, которую поставил перед собой Семен Корнев, казалась намного масштабнее, чем воскрешение сумчатого волка, который вымер сравнительно недавно — в 1930-е годы. Но, как ни парадоксально, решить ее было намного проще. Корнев взялся вернуть к жизни мамонтов, которые, как хорошо известно, полностью исчезли с лица планеты в период от десяти до пяти тысяч лет назад. До того Семен мало интересовался палеонтологией, никогда не увлекался мамонтами — его, человека достаточно тщеславного, захватили перспективы, открывающиеся в случае успеха.
Всеобщее признание, собственная научная школа, работа на всю жизнь — можно ли мечтать о большем? Ко времени старта проекта, который поначалу финансировали те же японцы, задел по мамонтам был высок: расшифрованы последовательности митохондриальной и ядерной ДНК, на молекулярном уровне доказана родственная связь мамонтов с азиатскими слонами, проведены первые эксперименты по модификации эмбрионов слонов. Главной проблемой оставалась высокая травматичность тонких операций с геномом — в развитии модифицированного плода появлялись аномалии, и эмбрионы погибали на ранних стадиях. Семен Корнев предложил оригинальный подход к проблеме. Чем меньше изменений мы вносим в геном, тем меньше аномалий, тем лучше работает химерный вариант ДНК. Следовательно, нужно найти такой подвид азиатского слона, который был бы самым ближайшим родственником мамонту — даже доли процента в различии геномов могут иметь принципиальное значение. Для выявления такого подвида провели отдельное и дорогое исследование, которым руководил опытный зоолог Виссарион Сталинович, присоединившийся к проекту. Он объездил Индию, Таиланд, Шри-Ланку, Вьетнам, Лаос, Камбоджу, Борнео. Собрал бесчисленное количество образцов для секвенирования. Их изучением и сравнением занимались генетики из Университета штата Пенсильвания, составившие и запатентовавшие «золотой стандарт» генома мамонта. Они же вынесли вердикт: ближе всех на древе эволюции к вымершим гигантам находится небольшое стадо крупноголовых слонов, обитающее в лесах Северного Непала. Геномы отличались на полпроцента — то есть требовалось заменить всего лишь Двести тысяч спаренных оснований нуклеотидов из трех с лишним миллиардов, что современная технология вполне позволяла сделать. И все же фирме «Заря», которую пришлось учредить для дальнейшей работы, потребовалось еще три года на то, чтобы освоить клонирование с химеризацией, доставить слониху Шанти из Непала, оборудовать опытную станцию на речке Рокша и приступить к уникальному эксперименту. Что интересно, у группы Корнева получилось с первого захода, без гибели эмбрионов и отбраковки. Наверное, просто повезло. Так появился Рони — самый настоящий мамонт, воскрешенный из небытия.
Поначалу все выглядело радужно. Рони стал сенсацией. Семен Корнев в одночасье превратился из скромного кандидата наук в звезду международных конференций и телевизионных ток-шоу. Многое от его славы перепадало Институту биологии и биотехнологии, чиновникам ФАНО и прочим прихлебателям. Заказы на «живого мамонта» посыпались из самых известных зоопарков. Турагентства пыталась договориться об экскурсиях. На станции «Заря-Рокша» побывали посланцы Голливуда. И тут, в самый неподходящий момент, начались проблемы. Шанти не только отказалась кормить мамонтенка, но и дважды попыталась убить его — ее пришлось отселить, а потом она подхватила кишечную инфекцию и, несмотря на усилия ветеринаров, пала. Сам мамонтенок рос чрезвычайно болезненным, ему требовался постоянный уход. Как мрачно шутил Сталинович: «Не понос, так золотуха». Жизнь сотрудников опытной станции свелась к бесконечной беготне вокруг вольера. Корнев устраивал постоянные консилиумы с привлечением светил биологии и палеонтологии, но светила только разводили руками. Расходы непомерно возросли, и планы по рождению второго мамонтенка пришлось отложить. Рони все-таки справился с болячками и вырос до молодого слона, хотя и отставал по габаритам от своих азиатских сородичей. Однако общественный интерес к проекту все эти годы неуклонно падал, ручеек инвестиций пересыхал, а перспективы разведения мамонтов на просторах Сибири, которые увлеченно расписывал Корнев на конференциях и ток-шоу, становились все более туманными.