– Думаете, Тамара до сих пор ревнует?
– Вот мы ее и спросим. И думать не надо будет. А вы бы ревновали?
– Не было случая узнать.
– Ах да, я и забыл, что вы мысли читаете! Завидую: никаких сомнений, никаких волнений. Всё как на ладони.
– Нет, вы забыли, что я их не читаю…
Мы подъезжаем к кольцевой дороге. Максим загоняет машину на платформу лифта, ее подхватывают домкраты. Максим убирает колеса, выдвигает захваты. Лифт аккуратно опускает машину на полотно монорельса, на свободное место в колонне, и колонна начинает движение. Теперь до самой пересадочной станции можно отдохнуть и не думать об управлении.
– Люблю, когда она спит… – неожиданно говорит Максим. – Кажется, что всё нормально, что всё померещилось. Кстати, спать она стала гораздо лучше. Восемь часов как по нотам, и встает свежая, румяная, сразу еду просит. А раньше мучилась бессонницей. Говорила: «Где ж ты видел преподавателя с чистой совестью? Меня призраки замученных студентов преследуют». Уходила в ванную, чтобы меня не будить. Или смотрела в гостиной сериалы.
– Классику?
– Нет, детективы про судмедэкспертов. Она рассказывала: летом ее возили к бабушке и дедушке, на Волгу, в степь. В маленький городок. Бабушка как раз была судмедэкспертом, а дедушка просто патологоанатомом в морге при больнице. «Так что когда слышу: «На этот вопрос я смогу ответить только после вскрытия», – словно возвращаюсь домой». Говорила: бабушка всё время трунила над дедушкой, что она боится настоящей крови, поэтому и вскрывает только тех, кто своей смертью умер. Говорила: они и привили мне любовь к Шекспиру, через любовь к расчлененке.
– Расчлененке?
– Да, она любила старинный жаргон. Со смаком. Никогда не забуду, как она сказала на лекции, что в девятнадцатом веке хорошая жена, дворянка, должна была не только быть хорошей хозяйкой и красавицей, но и музицировать, петь, поддерживать разговор о поэзии – словом, делать мужу интеллектуальный минет.
– Какой пассаж! – Я вспоминаю эту фразу и радуюсь: очень к месту!
– Вот именно. Скандал на всю кафедру. А она: «Простите, увлеклась!» – и улыбается. «Может быть, – говорит, – студенты, которые услышат это слово в первый раз, решат, что это фигура танца или разновидность галстука. На это вся надежда».
– Язва!
– Да уж, не зайчик пушистый. Она просто… Она считала, что выбрала английскую литературу из трусости. Подальше от «свинцовых мерзостей жизни» – тоже ее слова. Что «есть тысячи вещей, которые людям нужнее, чем анализ Шекспира». Но боялась. И всё время себя за это корила.
– Может быть, она наконец что-то узнала и решилась?..
– Стоп. Это уже опять теория заговора. Давайте не будем строить предположений, пока не поговорим с Тамарой.
Лифт на пересадочной станции спускает нас с кольцевой трассы. Максим бросает через плечо:
– Уже скоро!
За городом дороги темные, только светится разметка да вспыхивают при нашем приближении билборды.
Наконец Максим сворачивает с трассы. Я жду долгого и скандального разговора по дальней связи, но ворота, появившиеся в свете фар, тут же расходятся перед нами.
– Надо же, – фыркает Максим. – До сих пор не обновила мне статус доступа. Вот растяпа!
Тамара открывает нам дверь через несколько минут, выглядит сонной и испуганной. Похоже, мы всё-таки вытащили ее из постели.
– Макс? – Она щурится от света и трет глаза. – Что случилось? И кто это?
– Она со мной, – представляет меня Максим.
Тут уж мне приходится вмешаться:
– Вообще-то меня зовут не «со мной», а Анна Владимировна. И я Лизин врач.
– С Лизой что-то случилось?
– Ничего нового, но я хочу, чтобы ты рассказала правду.
– А что такое? И где сейчас Лиза? Кто с ней?
Я чувствую укол совести. Хороша врач, нечего сказать! Ни разу с начала этой истории не поинтересовалась, кто сидит с Лизой, пока Максим разъезжает по городу и лазает в окна. А между тем при его паранойе вряд ли он нанял сиделку.
– С Лизой Маша, разумеется, – отвечает Максим. – Ты в дом нас пустишь или будешь рисковать здоровьем?
Я вхожу вслед за ними и передергиваю плечами. От бывших любовников так и бьет электричеством, только на сей раз это отнюдь не сексуальное влечение. Отпусти они тормоза, и здесь будет кошачья драка, что видно даже без способностей чтеца.
– Ты зря думаешь, что я могу что-то такое рассказать…
Дыхание Тамары неровное, близко слезы, она сидит в кресле, безвольно уронив руки на колени, смотрит мимо нас. Мне даже не нужно убеждаться, что ее гиппокамп горит синим огнем неподдельного горя – я помню по нашим встречам в «Гармо-маме», что Тамара не блистает актерскими способностями. Кроме того, она меня до сих пор не узнала – значит, не очень контролирует то, что происходит здесь и сейчас.