Свод над Королевским горизонтом необычайно высок. Шпили величественных зданий тянулись к нему, словно ростки – к свету. Но даже самую высокую постройку – часовую башню Уэстхопского дворца – можно было дважды водрузить на саму себя, чтобы бросить вызов сияющим электрическим светом высотам.
Улицы Королевского горизонта казались мне неестественно чистыми и малолюдными. Тут было не встретить бродяг, выпивох или цыган. А мальчишки – продавцы газет – носили ладные костюмы, шляпы и начищенные штиблеты.
Комитет Безопасности располагался в старом здании эпохи короля Эдуарда. Вход охраняли два гвардейца в килтах, панталерах, богато украшенных вышивкой, кителях из красного сукна и остроконечных кожаных шлемах.
И снова никто не стал чинить мне препятствий. Вскоре я уже листал газеты, сидя в прохладной приемной комиссара. Ждать пришлось долго – часа полтора, но Пибоди все-таки нашел для меня минутку. Он сам вышел навстречу и проводил в свой кабинет. Там мы обнялись, словно братья.
Пибоди раздобрел. Его нос стал таким же сизым и мясистым, как и мой. По сему поводу мы обменялись колкими шуточками. Но взгляд моего доброго друга оставался таким же ясным и пытливым, как в молодые годы. И Пибоди все еще носил бакенбарды, которые успели выйти из моды лет двадцать тому назад. Костюм комиссара соответствовал высокому статусу его владельца: черные, как ночь, фрак, брюки и шейный платок, расшитая серебром жилетка, белоснежная сорочка.
Комиссар бегло просмотрел ходатайство ректора. Он продолжал улыбаться, но уголки его губ опустились, а на переносице прорезалась глубокая морщина.
– Есть ли жизнь в других отсеках? – Я услышал в голосе Пибоди пафосные нотки. – Наши ученые мужи бьются над этим вопросом не один десяток лет, и до сих пор никто не дал однозначного ответа. В мое ведомство ежедневно приходят десятки донесений из разных частей Корабля. Люди видят, как неожиданно появляются люки там, где их никогда не было. Говорят о необычайно ярком свете, о выходящих из него человекоподобных существах. Жалуются на пропажу или порчу скота. Имеются даже сообщения об исчезновении людей. Эти недоступные территории, эти «темные зоны», как их стали называть с легкой руки профессора Милфорда, они соотносимы по площадям с Объединенным Королевством. И черт его знает, любезный Филиас, что может там водиться. Таков мой основной аргумент против экспедиции, затеянной Рэй-Браунским университетом.
– Ты всегда был перестраховщиком, Пиб, – сказал я. – Есть ли еще какие-нибудь аргументы, кроме крестьянских побасенок, которыми жители окраин пытаются оправдать собственную безалаберность и злой умысел?
Пибоди хмыкнул, заложил руки за спину, прошелся от одной стены к другой.
– Ты ведь не понаслышке знаешь, какие опасности скрывают неисследованные части Корабля. Полости Хаббла, где нет воздуха для дыхания. Излучение Хокинга, которое заставляет людей гнить заживо…
– Какие еще аргументы, друг мой? – с нажимом проговорил я.
Комиссар рассмеялся, погрозил пальцем.
– Это не секрет, но мне бы не хотелось, чтоб в дальнейшем это всплыло в прессе, ну, ты понимаешь, Филиас. Последние тенденции в обществе, когда реакционно настроенная толпа протестует против индустриального пути развития Объединенного Королевства, заставляет проявлять чрезмерную осторожность в некоторых вопросах.
– Я нем, как могила, Пиб, – пришлось пообещать мне.
– Старый ты пират, Фил! Слушай внимательно. Чтобы наши заводы не дымили на горизонтах, мы выбрасываем газы в воздуховоды, ведущие на недоступные территории.
– И что? – удивился я.
– До тех пор, пока ты не открыл проклятый «край», все думали, что Корабль бесконечен. И никого не волновало, что какие-то условно токсичные газы отравят некоторое число необитаемых отсеков из миллиардов миллиард наличествующих в нашем мире. Теперь же народ стала одолевать клаустрофобия. А один джентльмен из министерства промышленности подсчитал при помощи разностной машины, что мы накопили у себя под носом… – Пибоди нервически дернул плечом, договорил, понизив голос: – Мы накопили на недоступных территориях такое количество угарного и гремучего газа, что если это все высвободится, цивилизации в нашем понимании придет конец.