Депрессия – болезнь личностного роста, связанная с конструированием новых смыслов, и мне понятно, для чего она нужна мужчинам или женщинам, производящим смыслы. Женщинам, изображающим, что производят смыслы, легче это сделать через устойчивые культурные образы, одним из которых и является истерия. Причем очевидно, что некоторые этим своим истерическим синдромом просто бравируют.
Депрессию и эзотерические практики объединяет общая устремленность от этого мира, мироотреченность и гностицизм, если вам угодно.
Когда мужчины говорят о депрессии, я им верю. Когда женщины – нет».
– Ты что материшься, Душка? – спрашивает Катя. – Расслабься.
Она входит в кухню и обнимает меня за плечи, только что из душа, одетая в два розовых махровых полотенца на голове и на бедрах, свежепомытая и свежезагорелая, благоухающая шампунем и озоном. Мини-солярий, установленный в ванной, был одним из тех условий, на которых Катя согласилась стать моей соседкой по квартире. Другим условием было то, что я готовлю завтраки по выходным: Катя – актриса, она часто возвращается домой за полночь, а по утрам предпочитает отсыпаться. Меня это устраивает: я, как правило, работаю по утрам, что ограничивает мое общение с Катей до необходимого минимума и позволяет нам оставаться на приятной дистанции. Кроме того, мне нравится, приходя домой, обнаруживать в духовке теплый ужин – Катя свято блюдет принцип «ты – мне, я – тебе».
Плохо одно, она с заботливостью доброй старшей сестры следит за моей личной жизнью. Сначала она перезнакомила меня со всеми коллегами-актерами. Потом – с коллегами-актрисами. Когда ничего не получилось, она, кажется, вообразила, что я еще не осознала свою сексуальность, и теперь всячески пытается пробудить мое либидо от спячки. Отсюда и прогулки по квартире в стиле «ню», и легкие дружеские объятия, и эта «Душка» – прозвище, которое она путем каких-то загадочных филологических манипуляций извлекла из моего имени. Всё это она проделывает вполне бескорыстно, я уверена. У самой Кати сексуальная жизнь настолько насыщенна, что я удивляюсь, как у нее еще остаются время и силы на что-то другое.
Сегодня, как легко догадаться, суббота. Я встала рано, поставила вариться груши в вине и, пока готовила лимонный кёрд и пекла оладьи, от нечего делать решила посмотреть, что записано на серьгах Лизы. Ее кулон-модем легко связался с нашим квартирным уникомом. И теперь с экрана вещает дама в стильном бежевом костюме, сопровождаемая титрами: «Тамара Лайт. Культуролог». Мне немного не по себе от того, что на мне украшения другой женщины, но они питаются энергией от разницы температур между телом и окружающей средой, и надеть их проще, чем класть на батарею.
«Постродовая депрессия связана с осознанием своей смертности в результате участия в акте рождения, – сообщает культуролог. – Она базируется в конечном счете на осознании причинно-следственной связи между смертью и рождением, то есть исходная точка послеродовой депрессии в понимании смертности человека. Обычная же депрессия связана совсем с другой материей, она существует в пространстве творческой реализации versus отказа от действия. Вообще нас не должно путать одно и то же слово. Я бы сказала, что этот вид депрессии – ложная депрессия, так как, во-первых, она протекает легче и затрагивает два объекта, а не один; во-вторых, она не связана со смыслополаганием. В результате обычной депрессии рождаются новые смыслы, а постродовая депрессия – банальное средство ограничения рождаемости, ментальный контрацептив».
Ее слова производят буквально волшебное воздействие на Катю, она отстраняется, опускает руки и говорит потухшим голосом:
– Ты права… это действительно б…ское дерьмо.
– Кать, ты чего? – удивляюсь я. – У тебя же детей нет, и ты, насколько я знаю, не собираешься.
– Так-то так, да только ощущения уж больно мерзкие. Как будто тебя ни за что ни про что изваляли в дерьме. И депрессии-то у женщин быть не может, и смыслы они не рождают…
– Она говорит, рождают. Иногда.
– Угу, она наверняка себя имеет в виду. И если к ней подлизаться, она и тебя включит. Я таких людей знаю, у нас режиссер такой был…
– Кать, да это всё бред. Если бы у женщин не было депрессий – это было бы такое слава богу! Настоящая депрессия – это совсем некрасиво и неинтересно. И где уж там смыслы рожать – многие не могут собраться с силами, чтобы задницу себе подтереть. Они ведь часто не вешаются только оттого, что для этого шевелиться надо, а сил нет. Вечная болезнь гуманитариев – судить о мире по собственным фантазиям.
– А всё равно противно. Ладно, давай завтракать.
К счастью, пряные груши, сваренные в вине, и кисло-сладкий ароматный лимонный кёрд быстро поднимают нам настроение. Катя, успевшая накинуть короткий халатик, рассказывает о новой постановке: это будет светопредставление «Розовый» – история женщины XX века, преследуемой розовыми вещами. Кате в спектакле досталась роль Розовых Лосин, в качестве которых она будет раскачиваться на турнике, ходить колесом и читать монологи о том, что розовые лосины – это сексуально. Я заверяю ее, что она буквально рождена для этой роли. Я до сих пор не могу забыть ее предыдущую работу – роль Чувств в спектакле «Разум и чувства» по Джейн Остин, где она в радужном трико кружила в хула-хупе над своей героиней – Чувствительной Марианной и не без успеха соблазняла Разумную Элеонор. Я люблю ходить в театр – Катя всегда организует мне место в первом ряду, и я могу наблюдать, как работает мозг у актеров – как сложные цепочки, как вспыхивают в коре, подогретой эмоциями из лимбической системы, невероятной красоты огненные деревья условных рефлексов, мгновенно расширяющихся и расцветающих импровизациями под летним дождем потока информации от их сенсорных нейронов, корректирующих работу двигательных. Эта игра электрических импульсов гораздо увлекательнее того, что происходит на сцене. Порой мне жаль, что Катя не видит себя моими глазами – у нее прекрасные рефлексы, жирные нейронные пути, ее поля памяти яркие и отчетливые, словом, она – воплощенное умственное здоровье. Вот только не надо снова о Лизе, а?
Пока Катя ставит посуду в машину, я лениво перебираю записи, и разные тетки на разные голоса вещают:
«Самое важное – отношение матери к своему настоящему и будущему материнству. Жизнь с детьми должна быть априори позитивной и удовлетворяющей, ведь она соответствует самым глубинным запросам женщины. Следовательно, женщина-мать не должна тяготиться заботами с напряжением и усталостью. И дети, чувствующие, что они приносят радость, чувствующие мамино состояние, будут гораздо спокойнее. От этого всецело зависит жизнь с детьми, а не от того, помогают вам в принципе или нет. Дети, мать которых чувствует себя усталой и истощенной, ощущают напряжение и дают отдачу по психо-эмоциональным факторам. Именно эта связь, а не наличие в доме помощника. Можно с определённым настроем быть счастливой матерью радостных деток хоть в пустыне Каракумы, без нянь и без вспомогательных средств. Этот настрой вообще первостепенен, а всё остальное – нюансы».
«Кесарево сечение – нравственная катастрофа для женщины. Это значит, что женщина подсознательно ненавидела своего новорожденного и не желала его появления на свет».
«Если говорить о психологическом аспекте, то проблематичность прикладываний при грудном кормлении может быть в таком комплексе:
– болезненная автономия собственного тела (идет последствием ранних детских переживаний в отношении своего тела);
– невозможность почувствовать себя с ребенком полноценной симбиотической системой: желание отвергнуть ребенка – это следствие изначально не сформировавшейся (или сломанной) в диаде «мать плюс дитя» тесной эмоциональной связи, в которой мать не дает свое тело как бы в аренду ребенку, а чувствует период кормления грудью как период Единения с ребенком в Одно Целое;
– комплексные астеноневротические реакции внутри эндогенной депрессии (депрессии, причина которой кроется внутри организма) – последствия послеродовой депрессии, которые привели к состоянию, когда реакции на собственное материнство искажены;