Натаниэль слушал меня так, как будто я объяснял ему что-то на языке лесных фей, а не пересказывал небольшой кусочек из книги, которую он сам же мне и дал прочитать.
– Ты все запомнил?! – наконец выдохнул он и недоверчиво потянулся вперед, словно собираясь дотронуться рукой до моей руки и проверить настоящий ли я. – Почему ты сразу не сказал, что у тебя абсолютная память?
– Что?
– Ты же запомнил все слово в слово.
Я кивнул, не понимая, чему Натаниэль так искренне удивляется.
– Точно. – Он с нескрываемым восхищением посмотрел на меня. – Ты ведь сказал, что прочитал все свои книги.
В это мгновение я почему-то почувствовал себя подарком в красивой оберточной бумаге, но совершенно пустым внутри. А Натаниэль был радостным ребенком, которого мне ужасно не хотелось разочаровывать.
– Что такого удивительного в «слово в слово»? – расстроенно спросил я.
– Неужели ты не понимаешь? Ты можешь запомнить все, что захочешь, слово в слово. – Он скопировал мою интонацию и улыбнулся.
– Но ведь все так могут.
– Нет, конечно, нет. Ты что, правда думал, что у всех такая память?
Я снова кивнул, удивленно глядя на Натаниэля.
Мне безумно хотелось спросить, как ему живется в мире без возможности что-либо контролировать: ни людей, ни часы, ни информацию.
– Знания требуют, прежде всего, времени, – произнес Натаниэль. – И ты уже выиграл в этой гонке. Невероятно.
Я посмотрел на звездочки в его глазах и, невольно улыбнувшись, сказал:
– Ты говоришь совсем не так, как остальные, забавно.
– Ты тоже, – ничуть не смутившись, ответил Натаниэль. – Иногда словно на другом языке.
– Например?
– Например, – он посмотрел на атлас по анатомии, – например, на латинском. Мне кажется, он тебе очень даже подходит. Такой язык, который мало кто может понять.
– Но ты ведь можешь?
– А говоришь по-латыни? – совершенно по-детски проговорил Натаниэль, воспринимая мои последние слова как какую-то игру. – Скажи что-нибудь.
Я не знал, что именно он меня ждал в это мгновение.
В голове было много слов, но все они почему-то были лишь терминами из атласа, лежащего перед нами. Я бы мог произнести любой из них, но почему-то мне хотелось сказать что-то более простое. Такое, чтобы Натаниэль на самом деле мог понять меня.
Наверно, именно поэтому я вдруг невольно произнес одно из самых коротких, но удивительно глубоких слов, которое еще никогда раньше не говорил вслух:
– Амо. Ты знаешь, что это значит?
– Да, это значит: я люблю тебя, – удивленно ответил он. – Правда… я никогда не слышал его раньше, но, кажется, тебя я могу понять, даже если мы говорим на разных языках.
– Или молчим, – язвительно улыбнулся я.
– Или молчим, – согласно кивнул Натаниэль.
Кажется, мы с Натаниэлем нечаянно устроили весну.
Весь снег растаял, словно испарившись, буквально за одну ночь, а потом на улице становилось только теплее и теплее. Больше недели не было ни дождя, ни ветра, и мартовское солнце светило удивительно ярко, согревая замерзшие улицы.
Оно уже садилось, и поэтому его лучи казались еще более длинными и почти физически ощутимыми.
Мне хотелось потрогать их или даже взять с собой, спрятав в плотно сжатых ладонях, чтобы потом зажечь радугу где-нибудь в темноте.
Натаниэль стоял рядом со мной и жмурился, пытаясь посмотреть прямо на солнце своими сияющими карими глазами, а потом, внезапно посерьезнев, произнес как ни в чем не бывало, словно продолжая прерванный разговор:
– Пойдем, я думаю, сегодня подходящий день.
Не было смысла спрашивать, для чего именно этот день был подходящим, поэтому я просто спустился вслед за Натаниэлем по ступенькам школьного крыльца.
Он шел на полшага впереди, сверкая своим удивительным светом ярче, чем заходящее солнце.
В эти мгновения Натаниэль вдруг стал гораздо сильнее меня, превращаясь в ту самую незримую силу, которая никогда не давала мне сдаваться, защищая от пустоты.
По-настоящему я проиграл пустоте лишь однажды – в холодный декабрьский вечер на крыше.
Удивительно, но тогда именно Натаниэль спас меня, не дав погибнуть или исчезнуть.
Мое сердце забилось чаще, и я побледнел, внезапно осознавая, куда мы идем.
Ни секунды не сомневаясь в собственной правоте, я обогнал Натаниэля, сказав: «Теперь первым пойду я», – и почти убежал вперед, не давая ему шанса что-либо ответить.