– Это… это не я, – а потом опустил взгляд на собственные руки, почему-то не причинившие ему никакого вреда.
Натаниэль тоже удивленно и растерянно рассматривал свои ладони.
Голова резко закружилась, снова превращая мир вокруг в расплывчатое пятно.
Я сделал неуверенный шаг назад, уже не ощущая, где верх, а где низ, и окончательно теряя равновесие.
Перед глазами мелькнул острый угол стола, не менее острый, чем внезапная боль в виске, пронзившая меня насквозь.
Теплая кровь в одно мгновение залила руки и лицо, пачкая взъерошенные волосы и попадая в глаза.
Я глубоко вздохнул, испуганно наблюдая, как все вокруг становится тусклым и холодным, а потом прошептал короткое «прости», обращаясь куда-то в пустоту.
Боль вдруг исчезла, а перед глазами снова мелькнул острый угол стола.
Я почувствовал, как Натаниэль крепко сжимает мою руку, предотвращая смертельный удар виском, резко изменив траекторию моего падения.
Все-таки не удержавшись на ногах, я резко сел на пол и провел рукой по щеке – на пальцах отпечаталась кровь, появившаяся не то от моего удара, не то соприкосновения с шероховатым краем стола.
– Ты… – Натаниэль тоже посмотрел на мою окровавленную руку. – Надо… надо продезинфицировать.
Еще секунду он критически оценивал мое состояние, а потом бросился на кухню за аптечкой.
Это было совершенно лишним, поэтому я не дал ему сделать и шага:
– Нет! – От моего взгляда дверь за спиной Натаниэля резко захлопнулась, заставив нас обоих вздрогнуть. – Не смей выходить из комнаты.
Я уже не чувствовал той удушающей ярости, а в моих последних словах, хотя и произнесенных грубо и сердито, было скрыто нечто большее, чем просто равнодушный приказ.
– Останься здесь, – еще более мирно сформулировал я свою мысль.
Натаниэль удивленно посмотрел на меня, а потом сел рядом на полу, пытаясь определить, не сильно ли я ударился головой, раз вдруг заговорил со своей обычной интонацией.
Мне было не больно и не страшно.
Я снова становился самим собой.
Да, тем самым мной, о котором говорила Лера, – бесполезным и способным только разочаровывать окружающих.
Я тоже посмотрел на Натаниэля, думая о том, что я хотел бы стать таким, как он: радостным, целеустремленным, уверенным в своем будущем, таким, чтобы никто в глубине души не сожалел о моем появлении на свет и никогда не смотрел так, как смотрела на меня сегодня Лера.
Я схватился за голову, пытаясь избавиться от этих мыслей и воспоминаний, а потом вдруг поднял с пола упавшие по моей вине ножницы и резко протянул их Натаниэлю.
– Отрежь мои волосы! – уверенно проговорил я, вспоминая отвратительный взгляд Леры.
– Что?
– Отрежь мне волосы! – повторил я, чувствуя, как в уголках глаз появляются теперь уже мои собственные теплые слезы. – Я разрешаю тебе. Прошу, сделай меня таким, как все. Я хочу стать обыкновенным. Пожалуйста.
Натаниэль спокойно слушал, забрав ножницы из моих дрожащих рук.
– Прости меня. – Мне захотелось отвернуться. – Прости меня за то, что я такой. Точнее, что не такой, как все.
Наверное, я думал, что он просто кивнет мне в ответ, но Натаниэль вдруг ослепительно вспыхнул и, выбросив ножницы в другой конец комнаты, проговорил крайне серьезным тоном:
– Никогда не проси за это прощения. Ни у меня и ни у кого другого. Никто не имеет права решать за тебя, каким тебе быть. – Он вздохнул и сказал уже своим привычным голосом: – А если хочешь поменять стрижку, то это ты можешь сделать обыкновенным способом. Например, в парикмахерской. Как все нормальные люди.
Я посмотрел на него с удивлением, а потом растерянно сказал:
– Знаешь, в мире столько страшных вещей, с которыми стоило бы бороться, а я все воюю с самим собой.
– А как ты думаешь, почему так? – Он вдруг хитро улыбнулся, сияя звездочками в глазах. – Потому что ты и есть целый мир. А может, даже еще интереснее.
Это была настолько забавная и наивная, но одновременно безумно искренняя мысль, что я вдруг перестал чувствовать себя сколько-нибудь несчастным.
Мне захотелось встать на ноги и пойти умыться, а потом собрать все разбросанные по полу вещи.
Натаниэль поднялся вместе со мной и неловко потоптался на месте, не зная, что ему еще сделать:
– Давай я принесу чай?
– Ненавижу чай.
– Что ж, – Натаниэль сделал обреченное лицо, улыбаясь уголками рта, – тогда посмотришь, как его пью я.
– Конечно, я же еще не видел этого, – скопировав его язвительную интонацию, парировал я.
Мы обменялись саркастическими взглядами, вспоминая наш не совсем удавшийся январский разговор.