И мы с ними сбежали. Сбежали недалеко – всего лишь в другую комнату, где упали без сил, спасенные от чего-то невероятно страшного. Нет, тогда я еще не умел ценить эти книги за то, что в них было написано, но тем не менее отчетливо понимал, что в каждой есть частичка мамы, которую нельзя было позволить выбросить или уничтожить.
Я провел рукой по немного пыльным переплетам, мысленно прощаясь с мамой, маленьким собой и даже отцом, точно зная, что уже никогда ничего не будет по-старому. В эти мгновения, казалось, ничто не может разрушить тишину последних секунд перед расставанием.
Ничто, кроме громкого и немного торопливого звонка в дверь, прозвучавшего внезапно и удивительно настойчиво.
Это пришел не отец – он бы точно не стал звонить в пустую квартиру, а у Леры был свой ключ. Поэтому, догадываясь, кто пришел, я открыл дверь и выглянул на лестничную клетку.
– Привет.
– Привет, – эхом ответил я, пропуская Натаниэля внутрь квартиры.
– Я знал, что ты дома, – по-детски радостно заявил он.
Мне опять захотелось ответить ему что-нибудь ужасно язвительное, но Натаниэль вдруг привычно наклонил голову набок и протянул мне дырявую картонную коробку, которую все это время держал в правой руке:
– С днем рождения!
– Что это? – саркастически поинтересовался я, забирая у Натаниэля его безумно странный подарок. – Только не говори, что там мое будущее, ладно?
Он удивленно посмотрел на меня, а потом произнес торжественно:
– Я хочу подарить тебе друга.
– Друга?
– Не беспокойся. Крепостное право еще в 1861 отменили. – Натаниэль рассмеялся и осторожно приподнял крышку коробки.
Там, свернувшись клубочком, спал пушистый черный котенок, с длинными белыми усами. Он сразу проснулся и стал жмуриться от света, который мы впустили в его импровизированный домик.
– Никогда бы не завел кота, – категорически отрезал я, отворачиваясь.
– Что ж, – быстро проговорил Натаниэль. – Мне не о чем говорить с человеком, который не любит кошек.
– Я не… не люблю. Но взять его не могу.
– Почему?
В первую секунду мне захотелось соврать про аллергию на шерсть или придумать еще что-нибудь язвительное насчет совершенно неуместного подарка, но вместо этого я сказал правду:
– Потому что ухожу из дома.
– Ты…
– Меня выгнал отец. За то… За то, что я хочу учиться вместе с тобой. Хотя бы попробовать поступить в институт, а не сразу пойти работать машинистом, как он. Я лишился будущего из-за будущего. Забавная ирония, правда?
– Но…
– Так что вряд ли сегодня ты сможешь помочь. Не делай вид, что знаешь все, ладно? – Мне необходимо было сказать Натаниэлю что-нибудь настолько обидное, чтобы он ушел. – Знаешь, котенка оставь у себя. Если уж на то пошло, друг тебе нужен гораздо больше, чем мне.
Я вернул ему коробку и, воспользовавшись секундным замешательством, развернувшись, скрылся за приоткрытой дверью. Мне не хотелось больше говорить.
– И что? Ты все бросишь? – Натаниэль догнал меня уже в комнате. – А как же книги? Как же…
– Не знаю, – грубо прервал я и, понимая, что он обязательно скажет еще что-нибудь, сердито посмотрел в пронзительные карие глаза, заставляя Натаниэля побледнеть, отшатнувшись от меня.
Роман Бубнов
Пассажир 27G
По мотивам реальных событий в JFK в ноябре 2012 года
Самое страшное только начиналось.
Шквалистый ветер все-таки добился своего. Он вырвал из стены кронштейн могучей антенны и с силой ударил им служебный автомобиль. Под всеобщее «а-ах» и детский крик напряженное затишье в Терминале 1 плавно сменилось на хаотичный шепот.
– Вниманию пассажиров, ожидающих стыковочные рейсы, – голос Петры Агнес Трекбок звучал предельно дружелюбно. – Ввиду неблагоприятных полетных условий, вызванных ураганом Сэнди, все вылеты из аэропорта имени Джона Фицджеральда Кеннеди отложены до одиннадцати утра. В интересах безопасности входы и выходы из Терминала 1 будут заблокированы с двадцати трех часов вечера до семи утра.
– До восьми утра! – улыбчиво поправил ее крепкий рыжеволосый мужчина в униформе, только что вернувшийся из зоны таможенного контроля.
Полицейского звали Гудвин Лэмб.
– Поправка. До восьми ноль-ноль утра! – Петра отключила громкую связь и положила микрофон на стол. – У тебя что-то срочное ко мне, Гуд?
– Ага. Нечто странное. Очень странное. Ты такое любишь.
– Звучит настораживающе!
– Пойдем уже! – Лэмб оскалил посиневшие от смертельного количества выпитой кока-колы зубы.