Действительно, произведения предшественников «цветной волны» плотно укоренены в социальной реальности. Одной из центральных тем «четвертой волны» было как раз социальное моделирование, своего рода проведение социальных экспериментов литературными средствами. Да и фантасты рубежа веков в лучших традициях если и не заставляли героя противостоять окружающему миру, то помогали герою этот мир изменять или как-то в нем обживаться.
Произведения «цветной волны», как уже упоминалось, максимально дистанцированы от нашей реальности, практически изолированы от нее[28]. Миры, описанные в них, – не отражения реального, а производные от прочитанного. Сопутствует этой литературоцентричности и отказ от экспансии, устремленной в космос или в будущее. Этот привычный жанровый хронотоп был отвергнут в пользу «внутреннего пространства» (inner space). Впервые в фантастике такая смена вектора произошла в шестидесятые годы прошлого века с появлением «новой волны» в англо-американской фантастике, когда фокус внимания сместился со звездолетов на самого человека и основой научной фантастики стали науки не технические, а гуманитарные (такие как психология, антропология, etc.), изучающие человека и общество.
В «цветной волне» эта фокусировка достигла предельного выражения. Ее фантастика удивительно интровертна.
Освобождение жанра от ракет и роботов, отказ от традиционных фантастических тем, удаление от социальных проблем – еще один набор характерных черт «цветной волны». Такова оборотная сторона психологизма и литературоцентричности ее произведений.
Императивы «цветной волны», променявшей звездное небо на уютное обживание внутреннего пространства, вступили в противоречие с прежними жанровыми предпочтениями. Фантастике всегда был присущ и соразмерен масштаб, включающий в себя все человечество. Заключение ее в границы человеческой личности, предпочтение «внутреннего космоса» внешнему с ортодоксальных позиций воспринимается как умаление фантастики, пренебрежение задачами, которые были свойственны ей прежде.
Любопытна и красноречива реакция на еще только зарождающуюся «цветную волну» авторов, которые начали публиковаться в девяностые. Вот что писал тогда яркий представитель этой «героической» и, как следствие, разобщенной и разрозненной группы писателей Олег Дивов в статье «Окончательный диагноз»: «…основной конфликт русской фантастики сегодня – лобовое столкновение романтизма «девяностников» с мелкобуржуазным сентиментализмом «нулевиков»… Если подходить к вопросу с холодной головой и чистыми руками, положение выглядит так. Сегодня в отечественной литературе (не только в фантастике) идет массовый откат от романтизма к мелкобуржуазному сентиментализму… И, к сожалению, все складывается таким образом, что сентиментализм в нашей фантастике – течение, достойное ярлыка «реакционное»… Сейчас не то время, когда сентиментальная проза может врачевать раны, она только загоняет болезнь вглубь»[29].
Критика закономерна, однако следует учесть и следующие обстоятельства. Во-первых, нацелена она как раз на то неотъемлемое качество «цветной волны», которое и определило ее самобытность, выделило среди предшествующих волн и современных произведений. Инопланетяне, космические полеты, революционные технологические открытия и социальные изменения – эти традиционные фантастические темы, как уже отмечалось, в их поле зрения почти не попадают. И во-вторых, подобную трансформацию фантастики читатели восприняли с радостью. Аудитория приветствовала переселение жанра в далекие вымышленные города – тихую заводь, где не существует социальных проблем и политических потрясений. И непременным условием существования этой зоны комфорта стал отказ от исследования территорий, лежащих за ее пределами. Неизвестное опасно, да и вылазки туда рискованны.
Прочность этой позиции проверена противостоянием. Несмотря на то что «цветная волна», укрывшись в своих тихих заводях, фактически отказалась от литературных баталий, соперники за читательские внимание и благосклонность у нее были – и куда более настойчивые и громогласные.
Идеологическую антитезу «цветной волне» в те годы составила группа так называемых «НФ-возрожденцев», возглавляемых Ярославом Веровым, Игорем Минаковым и Антоном Первушиным. Они заявляли об обязательности и даже главенстве научной составляющей в фантастике, а также совершенно справедливо указывали на зависимость, существующую между популярностью именно научной фантастики и уровнем развития науки в стране.
28
Любопытно, что почти в то же время критики констатировали становление в «большой литературе» так называемого «нового реализма». Например, см. Пустовая В. Пораженцы и преображенцы (О двух актуальных взглядах на реализм) // Октябрь. – 2005. – № 5. Или Беляков С. Истоки и смысл «нового реализма»: к литературной ситуации нулевых // Двадцать первый век. Итоги литературного десятилетия: язык – культура – общество. – Ульяновск, 2011.
29
Дивов О. Окончательный диагноз, или Соболезнования патологоанатома // Если. – 2007. – № 3.