Но пилота ждало разочарование. За полчаса «броненосец» преодолел больше тысячи километров, однако пейзаж под ним почти не изменился. Поверхность Сферы была засыпана все теми же горами «мусора», среди которых изредка попадались знакомые пирамиды. Лишь где-то высоко-высоко, на пределе видимости, на краю чаши, стали появляться гладкие проплешины в сплошном мусорном ковре, свободные от нагромождений контейнеров, но полет до них занял бы не один час, Филипп по-прежнему не отзывался на вызовы, и Ломакин повернул обратно. К месту работы экспедиции он вернулся, как и рассчитывал, – через час.
Шлюп Филиппа как ни в чем не бывало рыскал чуть поодаль от раскинутого лагеря. Пилот его молчал.
У палаток с аппаратурой деловитым муравьем возился Леон Батлер. Шустов с Фьореттой погрузили на антиграв-платформу тело лемура и что-то с ним делали, надвинув на него прозрачный колпак МРТ.
– Елки-палки! – с возмущением проговорил Иван. – Фил, в чем дело? Почему не отвечаешь?
– Работаю, – был лаконичный ответ.
– Мог бы откликнуться, я бы не искал тебя напрасно целый час.
– Это твои проблемы.
– Игорь Ильич, – пробормотал Иван, шокированный поведением оператора группы. – Скажите ему… так нельзя.
– Потом разберемся, – ответил Шустов.
– Но ведь по инструкции мы не имеем права…
– Инструкции пишутся для недоумков, – донесся хохот Каледина. – Да для таких нежных мальчиков, как ты.
– Филипп, не так грубо, – недовольно произнес Шустов.
– Он того заслуживает.
– Я тоже не люблю инструкции, – сказала Месси. – В них нет никакой романтики.
– Они созданы для соблюдения режима безопасности.
– Вот пусть шестерки капитана Бугрова их и выполняют.
– Фьори?! В чем дело? – проговорил Шустов.
– Да надоели эти сопливые заботы!
Иван удивился: он знал Фьоретту как вежливую немногословную женщину, знавшую себе цену, но она никогда прежде не позволяла себе разговаривать в таком тоне с кем бы то ни было.
– Фьори, поможешь? – обратился к ней Батлер.
– У тебя есть помощник, – отрезала Месси. – Я сама зашиваюсь, дел по горло.
– Фьори? – опешил бортинженер.
– Что Фьори? Работай.
Иван присвистнул, с большим трудом удерживаясь от желания осадить ксенобиолога.
– Леон, я помогу.
– Не надо, – процедил Батлер. – И в самом деле, каждый должен заниматься своим делом. Последи за своими дронами.
– Я просто хотел…
– Это твои проблемы.
Удивленный реакцией Леона, Ломакин отступил. Он не считал себя исключительно уравновешенным человеком и все время принуждал психику не отвечать грубо, помня наставления Бугрова перед полетом, но чем больше боролся с собой, тем больше хотелось поставить на место и Фьоретту, и Батлера, и Филиппа, черт бы его побрал! Интересно, что он затеял у пирамиды?
Что-то сверкнуло над холмами из «бочек», в районе пирамиды, но не той, какую протаранил лемурский катер, а стоящей за ней в трехстах метрах.
Сверкнуло еще раз, и верхушку пирамиды как корова языком слизнула!
Ломакин понял, что «броненосец» Филиппа открыл огонь из лазерного комплекса.
– Фил?! Что ты делаешь?!
– Что случилось?! – всполошился Шустов.
– Черт! – Иван бросился к своему шлюпу. – Тронулся он, что ли?!
Шлюп взлетел.
В наушники выплеснулась волна голосов членов группы. Но Иван их не слушал. Крикнул сам:
– Фил, прекрати!
Однако Каледин не ответил.
Его катер поднялся над пирамидой с развороченной вершиной, потом спикировал на нее и нырнул в образовавшееся на месте вершины отверстие.
– Не понимаю, что на него нашло, – растерялся Шустов. – Иван, остановите его.
– Он уже нырнул в пирамиду!
– Нырнул?!
– Интересно, какая муха его укусила? – сердито осведомилась Фьоретта. – Игорь Ильич, Фил у нас свободный художник, но не до такой степени, его надо немедленно вытаскивать!
– Как же я его вытащу?
– Пошлите дрон на ту сторону Сферы, – сориентировался Ломакин. – Сообщите капитану. А я попробую достучаться до сознания вашего безбашенного сотрудника.
Шлюп спикировал на вершину пирамиды.
Сообщение, переданное вынырнувшим из «кротовой норы» беспилотником, заставило капитана Бугрова переосмыслить ситуацию, сложившуюся после открытия на внутренней поверхности Сферы «мусорной свалки».
Экипаж корабля не участвовал в маневрах экспедиционной группы, не считая Ивана Ломакина, и вел себя как обычно, при внешней несерьезности и легком бравировании выполняя свою работу с полной отдачей и осознанием ответственности.
Ломакин не являлся примером сдержанности для остальных, иногда переходя некие границы дозволенного. Об этом можно было судить даже по инциденту на базе, когда во время игры в волейбол Иван вспылил. Но на борту «Дерзкого» он не позволял себе лишнего, подчинялся капитану беспрекословно, и на него можно было положиться.