А к закату второго дня она натолкнулась на эту птицу.
Переливчатые лазурные крылья волочились по земле, цепляясь за корни деревьев. Больная. Или раненая. Если так, ее можно съесть.
– Эй, – зачем-то позвала Далит.
Птица не отреагировала.
Далит, склонившись над ней, дотронулась до оперения, оказавшегося неприятно скользким. Птица резко, рывком повернула к ней голову. Тускло блеснул затянутый мутной пленкой глаз.
– Г-господи… – Далит отпрянула назад.
В рваной ране на груди птицы копошились белые черви.
Как она до сих пор жива? Как?
– Сейчас, сейчас, подожди, – забормотала Далит, оглядываясь по сторонам. Наклонилась за камнем – и перед глазами угрожающе заплясали черные точки.
Да уж, геверет Харэль. Это у камеры заряд семьдесят шесть часов. А на сколько тебя-то самой хватит?
Короткий замах. Камень с мерзким хрустом придавил голову птицы к земле.
Крылья дернулись. Еще и еще. Тело билось, силясь вытащить из-под камня размозженную голову.
Далит закричала. Бросилась прочь, не разбирая дороги – куда-то навстречу громовым раскатам. И отчего-то стало ясно: то, что называют Санкторием, уже совсем рядом.
Ноги месили грязь. Капли дождя хлестали по лицу. Сколько часов это продолжалось и сколько еще продлится, Далит не знала.
Просто шла.
Из туманного марева выросла белая стена – уже в который раз… Зрение услужливо подсовывало желаемую картину, не считаясь с реальностью.
В ладони был зажат размокший огрызок карты. Чернила поплыли – ничего было не разобрать. И все-таки Далит остановилась, поднесла клочок бумаги к лицу…
…и поняла, что больше не сможет сделать и шагу.
Настало время расплачиваться перед собственным же телом за трехдневный переход. Угасшая было боль в руке вспыхнула с новой силой. Ставшие вдруг непослушными, как в дурном сне, ноги подкосились, и Далит ничком упала в грязь.
Она подняла голову. Проклятый мираж и не думал рассеиваться. Наоборот, стал казаться таким реальным – вплоть до щербин и трещин на бетонных плитах…
Она поползла – если это можно было так назвать. Пальцы здоровой руки впивались в стебли травы, подтягивая за собой онемевшее тело. Не было ни мыслей, ни страха, ни времени…
Ладонь бессильно скользнула по бетону, оставляя красные расплывающиеся разводы.
Камера, закрепленная на стене, с шипением развернулась. Встревоженно замигал красный огонек.
Рина, кусая губы, всматривалась в картинку, застывшую на мониторе. Ну почему именно ей так не повезло? Третий день стажировки – и вот, пожалуйста…
– Кира? – робко позвала она. Естественно, никто не ответил. Сменщица дрыхла в подсобке.
Придется самой.
– Э-э… Адони Даят… к вам можно? У нас, к-кажется, п-попытка проникновения за периметр. Я т-точно не уверена, но…
– Камера? – спросил он, не оборачиваясь.
– П-пятьсот восемьдесят. Да-да, вот, видите? Старуха какая-то жуткая. Откуда только она…
Он спокойно – будто и не было нештатной ситуации! – смотрел на подернутый помехами экран.
– Адони Даят, так что делать-то? – жалобно окликнула его Рина. – Активировать систему защиты?
Он молчал.
Проверяет, поняла Рина. Хочет узнать, как бы среагировал диспетчер. Ну что ж…
– Это диверсия, – шумно выдохнула она. – Я вызываю дежурный отряд для уничтожения цели. Да?
– Дура. – Даят, обернувшись, смерил ее безразличным взглядом красных слезящихся глаз. – Протокол десять.
– П-понятно, адони…
Кружилась голова – от лекарств, от пряного аромата цветов. От того, что все это оказалось правдой.
По ровным аллеям, соединяющим приземистые белоснежные корпуса, бродили они. Те, кого показывали в агитационных роликах. Те, чьи лица еще четверть века назад глядели на Далит со страниц учебника истории.
Конечно, детям здесь делать было нечего. Слишком рваными, неуверенными были движения воскрешенных – как будто тело лучше разума понимало неотвратимость смерти. Слишком много безразличия было в этих глазах, словно пылью присыпанных.
Стыдный рай. Большего мы не заслужили.
– Присядем? – Полковник указал Далит на лавочку.
Напротив, прямо на мраморных плитах аллеи, какой-то парень строил карточный домик. Далит даже смотреть было страшно на эту неустойчивую, симметричную, безжизненную, но все же красоту – вдруг рухнет? Но создатель и не шелохнулся, когда они прошли мимо.
– Итак, геверет Харэль, вы видите: Санкторий существует. И сейчас вы спросите, как все это работает. А я вам честно отвечу, что не знаю. Это действительно святая земля. Мы пробовали вывозить воскрешенных отсюда – они и часа не проживают. А здесь смерти нет.