– А ты еще что за фрукт? Как звать? – спросил человек и по-птичьи наклонил голову, будто только сейчас заметил парня.
– Вадимом.
– Вадим? Скверно, очень скверно. Федор или Карл подошли бы куда лучше. Хотя, с другой стороны, есть что-то мятежное в этом «вади»… Кво вадис, Вадим?
– Э-э, ты о чем? Бредишь, что ли?
– Я о том, что у каждого в мире свой путь и свой выбор. Вот я, к примеру, решил помереть на скамейке. Что тут такого? Вместо вонючей палаты – майские кущи, душевный разговор, водочка.
– Кончилась водочка… почти, – вздохнул дядя Миша, который наконец нащупал в этой странной беседе что-то знакомое.
– Это мы сейчас поправим. – Человек порылся в карманах пальто и достал на свет несколько мятых банкнот. – Во! Хирург-то у нас урожайный!
– Погоди-погоди, так нельзя! Это ж самоубийство выходит… – забеспокоился Василич.
– Почему нельзя? – усмехнулся человек – Кто запрещает? Церковь? А ты давно там был? Причащаешься? Пост соблюдаешь? Ребенка покрестил, кулич на праздник съел и думаешь – православный?
– Я… ну… – замялся Василич.
– Я считаю, настоящий мужик имеет право сдохнуть так, как сам захочет. – Человек протянул дяде Мише деньги. – Не желаю спорить – желаю выпить! А времени осталось мало.
– Да здесь десять тысяч! – охнул пенсионер – На все брать, что ли?
– На все! Последний раз гуляю! Так что бери чего получше и закуски тоже прихвати.
– Сейчас-сейчас. Все организуем в лучшем виде, – засуетился Миша и зачем-то добавил: – Не извольте беспокоиться!
– Ты хоть пальто запахни, – оправился от замешательства Василич, – а то как-то… неловко.
Человек послушно запахнул пальто и предложил разлить по стаканчикам остатки заначенной водки. Вадик налил, и они выпили. Тут дело уже дошло до апельсинов.
– Давно на гражданке? – спросил человек Вадима и вонзил зубы в апельсиновую дольку.
– Как догадался?
– У тебя татуха на руке. Во-он из-под пижамы торчит. Десант, да? Так что, давно соскочил?
– Четыре года.
– Ага, – хмыкнул незнакомец. – Четыре… выходит, пострелять пришлось?
– Так, самую малость… я при штабе был….
– Писарем? Знаем-знаем, фильм смотрели, – ухмыльнулся человек, и Вадим вдруг понял, что испытывает к незнакомцу сильную неприязнь. И еще ему отчего-то казалось, что он раньше видел это длинное серое лицо.
– Вадюха, так ты служил?! – вклинился в разговор Василич. – А чего не рассказывал?
Вадим на секунду прикрыл глаза и тут же, как наяву, встали перед ним далекие в дымке горы, желтый песок и низкие деревья оазиса. Пальцы невольно сжались, нащупывая автомат. Не нашли…
– Нечего там рассказывать, – махнул он рукой, – скука одна.
– Но ты же герой! Террористов бил! И награды наверняка есть? Ну, скажи, есть или нет?
Вадим неохотно кивнул. Как объяснить доброму Василичу то, что он, Вадим, и сам не слишком-то понимает? Как передать? Страх, возбуждение, гнев? А вот гнева-то как раз и не было. Только постепенно притуплялась острота, возникало ощущение странной противоестественной обыденности. Словно так и нужно. Сон разума. Уродливый комфорт упрощения. Он «просыпался», только когда попадались дети. Неловкие, колченогие пацанята, обезумевшие от проповедей, голода и наркоты. Хотя, может, и без наркоты…
– Я думаю, нечего тут смущаться. Люди всегда убивали друг друга. Так уж они устроены. Война – двигатель прогресса, – пожал плечами человек.
«Только прогресс этот однобокий и ведет черт знает куда», – подумал Вадим, но вслух говорить не стал.
– Как-то это неправильно, – кипятился между тем Василич, – ребята воевали за нас. Кровь проливали, а теперь и гордиться, что ли, нельзя? Когда фашистов разгромили, все с планками орденскими ходили и на работу, и на праздник. Ветерану везде дорога была открыта.
– А теперь ветераны в переходах поют, – кивнул человек.
– Вот именно!
– Ты вот где работаешь, Вадим? – спросил сердечник.
– Репортером, в газете.
– Ого! А в какой?
– В «Вечерних огнях».
– Достойное издание, – человек отправил в рот очередную дольку, – четыре разворота.
– Нормальное, – Вадик пожал плечами, – стараемся правду писать.
– Правда – как зверь с двумя задами. Нужно просто решить, с какой стороны голова. Не понимаешь, про что я? Вот смотри. Зарплата у вас в газете никакая. Не спорь… Жить на нее нельзя, только выживать. Это тебе одна правда. Между тем владелец ваш, Копылов, недавно себе особняк в заповеднике отстроил в духе французских замков, четыре этажа и бассейн с подогревом. Это тебе вторая правда. Теперь спроси себя, кому больше нужна ваша правда при таких раскладах?