— Из «Руслана и Людмилы» Пушкина… — пожала плечами Ланка. — Это же очевидно.
— Ага! Или у того же Лукьяненко в его «Геноме» есть такая сцена: герои ждут в приемной какого-то бюрократического учреждения. И там с ними вместе сидят двое: горбатый карлик — в ошейнике с цепочкой — и высокий красивый мужчина, который держит конец этой цепочки. И карлик называет его «Айвен», а тот зовет карлика — «Майлз».
— Ну и? — мурлыкнула Виола.
— Ого! — вдруг влез Мигель. — Да это же Майлз Форкосиган и его кузен из романов Л.М. Буджолт. Надо же, а я, когда читал, и внимания не обратил! Только и заметил, что там есть п-в-туннели, как у Буджолт!
— Да! — подхватил мысль Санчес. — В «Фальшивых зеркалах» того же Лукьяненко упоминается сэр Макс из романов Макса Фрая!
— Угу! — задумчиво добавила Ланка. — А сам сэр Макс не только читал земную литературу, но и таскал ее из щели между миров для сэра Лонли-Локли. Стивена Кинга, например… А еще они там смотрят фильмы по земным романам…
— Точно! — подвел итоги Виктор. — Именно это я и имею в виду! А значит, из звездной системы Лукьяненко есть проходы… что-то типа п-в-туннелей… в другие звездные системы и галактики. И даже если прямых упоминаний нет… Ну, писатели… они же читают романы друг друга. И какие-то сцены, характеры, ситуации откладываются в памяти и могут использоваться, иногда даже незаметно для самих писателей.
— Так-так! — пробормотала Ланка. — А знаете, это неплохо! Пожалуй, потянет на курсовую по теории литературы, ее нам в следующем семестре делать надо. И если удастся еще какие-нибудь законы этой самой Межреальности выявить…
— Курсовую? Бери выше! — перебил ее Мигель. — Ведь в Межреальности никто не бывал! Мы — Колумбы и Магелланы! Так что, если удастся какие-то ее законы выявить, это готовая работа на бакалавра…
— Ты сначала их открой, Магеллан! — возразила Ланка, но сама с надеждой уставилась на Санчеса, который, судя по его виду, впал в состояние транса. Но он так ничего и не сказал.
Тут Виола, которая тоже за ним пристально следила, окончательно испортила всем настроение.
— Курсовая, бакалаврская… — скривив губы, прошипела она. — Размечтались! Сначала надо отсюда выбраться! И не в теории, а на практике. Санчес, — вдруг неожиданно повернула она разговор на более актуальную тему, — а кого ты, собственно, из нас видел? И как с остальными?
— А? — вздрогнул тот. Но тут же врубившись, о чем его спрашивают, глухо ответил: — Вот поэтому я и заговорил. Я тут сидел и все вспоминал: кого именно видел. Вас всех — точно. Даже тебя в виде собачонки… рядом с Элли, — посмотрел он на Виолу. — Я вас всех узнал, хотя вы не очень-то на себя и похожи были.
— Так, — задумчиво произнесла Ланка, она уже успокоилась, но при этом напоминании опять машинально потерла глаза. — А остальных?
— Не видел!
— Может, они успели сдать? — встрепенулся Мигель.
— Это Вовик-то? — иронически хмыкнула Виола. — Скорее уж успел в осадок выпасть!
— А эту? — поинтересовался Виктор, кивая на Белоснежку, сидевшую в кресле с невозмутимым видом.
— Видел!
— И?
— Именно такую. И не узнал в ней никого знакомого!
— Значит, точно, с младших курсов, — констатировал Виктор и попытался подвести итоги. — Итак, задача-минимум — выбрать отсюда. Задача-максимум — по дороге попытаться определить какие-то законы Межреальности… Если мы, конечно, в ней, что пока еще остается гипотезой… хотя и весьма правдоподобной. — И, немного помолчав, добавил: — Будем дожидаться или начнем выбираться?
— А ты уже знаешь как? — умеренно язвительно поинтересовалась Виола. И немного подумав, она вылезла из кресла и уселась на диван рядом с Ланкой: что-то ее вид ей не нравился. Санчес открыл глаза, вскочил и немедленно занял освободившееся кресло, ибо по полу периодически перемещались воздушные потоки непонятного происхождения и назначения. И ему надоело находиться на пути их следования.
На полу остался стоять Виктор и сидеть Мигель, который всегда считал: лучше сидеть, чем стоять, и лучше лежать, чем сидеть. А сквозняков он сроду не боялся. Поэтому он разлегся поудобнее на правом боку: чтобы пропеллер, если и вылезет опять, не помешал бы. Кроме того, из этой позиции можно было безнаказанно глазеть на всех трех девушек, сидевших как раз напротив: платиновую блондинку Белоснежку, золотую — Ланку и жгучую брюнетку — Виолу. Белоснежка — тоненькая и миниатюрная — была очень даже ничего и тоже в его вкусе. Но почему-то никаких чувств в его мужском организме не пробуждала, и более того… А Ланка была в явно удрученном состоянии… И он предпочел смотреть на Виолу. Тем более что та уселась, облокотившись на спинку дивана и закинув ногу на ногу, и плавная линия, обрисовывавшая ее силуэт, красиво перетекала при этом от тонкой талии к бедру, затянутому в джинсу, и затем — к стройной ноге, которая от колена виднелась в разрезе брючины.
Виола ни на кого не собиралась производить впечатление, а уселась так по привычке. Не то чтобы они с Ланкой были задушевными подругами, скорее — хорошими приятельницами, но обе давно осознали, какую эффектную пару составляют. И поэтому, находясь рядом, обычно использовали данный эффект по максимуму. Правда, на этот раз Ланка не отреагировала: как сидела, плюхнувшись после своих художеств на диван, так и продолжала сидеть, даже чуть сгорбившись и сжимая руки. Видно, пришлось ей куда тяжелее, чем поведала она в своем бодром рассказе.
— Подождём, может, и Вовик скоро явится, — предложил Санчес, потягиваясь в уютном кресле и закидывая руки за голову. «Да, точно, — сказал он себе, — именно Белоснежку я тогда и видел. Она растерянно моргала глазками, но в полено вцепилась!»
— А Вовик больше никогда не явится, — вдруг неожиданно пролепетала Белоснежка, — его гномы съели.
Все ошеломлённо замерли, посмотрели друг на друга, а потом дружно уставились на неё — не в силах поверить в сказанное.
— Что ты несёшь? — возмутился Мигель, привстав от возмущения.
— Ты что, совсем свихнулась? — с негодованием рявкнул Санчес, достав руки из-за головы и сжимая их в кулаки.
— Как съели? — с недоумением спросила Ланка.
— По кусочкам, — нежным голоском ответила Белоснежка и пригорюнилась, подпирая головку рукой.
— Подожди, а ты откуда знаешь? — вскричал Мигель.
— А я своими глазами видела…
Мёртвая тишина была ей ответом. Все замерли, не в состоянии проглотить, не то что переварить столь страшное известие. Не в состоянии двигаться, что-то говорить и даже думать.
Воздушная кавалерия
Молчание в комнате всё длилось и длилось. Наконец Виктор взял себя в руки и почти спокойным, лишь едва вздрагивающим голосом спросил:
— Белоснежка, а как всё это происходило? Как они его съели?
— Ну, сначала гномы потребовали от него приготовить обед… это я хорошо помню. Потом… всё ели и ели, — задумчиво продолжала она, — ели и ели… по кусочкам. А он пел: «И никто не узнает, где могилка моя».
— Да, это на него похоже, — после длительной паузы сказал Санчес, с трудом выталкивая слова из горла, стянутого спазмом, — он эту песню любил.
— Хотя, может быть, это он гномов съел… — вдруг неожиданно внесла уточнение Белоснежка. — Я точно не помню, — и заплакала, потому что сил больше не было. Мачеха выжила из родного дома, гномы пропали, прекрасного принца нет и нет, эти незнакомцы чего-то от нее хотят… И как жить дальше? Слезы из лазоревых глаз лились все сильней, грозя промочить не только платье, но и ковер на полу.
Санчес растерянно посмотрел на Мигеля, Мигель — на Виктора, тот с надеждою на Виолу, надменно поджавшую губы, а потом — на Ланку. Та вздохнула и, встав напротив Белоснежки, рявкнула:
— А ну, прекрати реветь! А то как врежу!
Белоснежка вздрогнула и замолчала, испуганно глядя. Ланка же продолжала наступать:
— Имя! Фамилия! Курс! Группа! ИНН и номер страхового полиса! Шнель!
Белоснежка шмыгнула носом и с надеждой уставилась на Виктора. Но на лице того застыло суровое выражение судьи, готовящегося вынести смертный приговор. Мигель смотрел ехидно, а Санчес — с простодушным интересом. Надеяться было не на кого. Бедная девочка тяжело задышала, задрожала и закрыла лицо руками.