— Да! И волшебная сила искусства сделает литературу действительно школой жизни!
Остальное было делом техники, правда, есть еще технология процесса, а она была отработана не сразу.
Итак, книги, отобранные для экзамена, сжигают в специальном котле, точнее котлах. В каждом котле книги только одного жанра. Смешение жанров — это дурной вкус, дружно и с самого начала заявили все литературоведы.
Но чистота жанра — это еще не все! Рассмотрим следующую стадию процесса. Пепел, полученный от сожжения книги, необходимо в чем-то развести. Чай, кофе, компот и аналогичные напитки не годятся, так как от них в тексте остаются пятна и даже инородные вкрапления. И вообще, Амадей Гофманович с самого начала заявил, что не потерпит ничего, загрязняющего чистоту классики.
Предложенное младшими преподавателями (по инициативе студентов) решение — разводить пепел в спирте — было отвергнуто из педагогических соображений, потому что вело бы к спаиванию студентов. А им спиваться еще рано. Пробовали разводить в живой, мертвой и бутылочной воде «Шишкин лес», но пепел там плохо растворялся. В конце концов, остановились на царской водке. Она, несмотря на свое сакраментальное название, ничего спиртного не содержит, это всего лишь убийственная смесь азотной (три части) и соляной (одна часть) кислоты, в которой растворяется не только любой пепел, но и все металлы, кроме золота. Поэтому и котлы для раствора пришлось использовать золотые.
Итак, роман сожгли, а пепел развели в жидкости. Теперь полученный состав необходимо немного поварить (не доводя до кипения), чтобы пепел окончательно растворился, и остудить. Кипятить ни в коем случае нельзя! При первых попытках книговарения состав как-то довели до кипения, и в результате из книги «Тайфуны с ласковыми именами» Б. Райнова, взятой наугад с полки для проведения эксперимента, вырвался целый ураган, он же тайфун. Его потом по всей академии ловили студенты с сачками и спасатели с сетями, и все равно не поймали, а лишь загнали в угол, что вынудило его пойти на переговоры. Но даже самому ректору не удалось уговорить его вернуться на место.
Тайфун-Ураган выдвинул неопровержимый довод, заявив, что на самом деле он из реальной жизни и мужского пола. Писатель же Богомил Райнов, мало того, что обманом его заманил и поместил в свой роман, еще и обозвал женским именем. И вообще без него в книге обойдутся: на всех собранных там женщин вполне хватает одного главного героя. Помимо этого Ураган что-то еще шепнул ректору на ухо, на что ректор понимающе кивнул головой.
Приведенные доводы сочли убедительными, но поскольку выпустить Ураган на волю было бы преступлением против человечества, то пришлось беглеца зачислить в штат академии. Правда, со значительным понижением, то есть на должность Ветра, и за счет ставки с кафедры литературы. (Амадей Гофманович этому не обрадовался, но два года безмолвно терпел бездельника и наконец не выдержал: объявил конкурс на лучшее использование Ветра в учебном процессе.) С тех пор все тщательно следят, чтобы состав не закипал. Тем более что при нагревании царской водки из котла начинает валить столб ядовитого желто-рыжего дыма, называемый «лисий хвост», как грустно сообщил доцент с кафедры алхимии, присутствующий при очередном опыте. И чтобы до этого дело не доходило, назначаются специальные дежурные.
Однако после случая с Ураганом завкафедрой трансмутаций Алмаз Золотцев на заседании Ученого совета выразил серьезные сомнения в допустимости такого эксперимента в целом. Потому как если из литературы в жизнь будет что-то периодически прорываться, то и литература может стать беднее, а главное, еще неизвестно, что однажды вырвется.
— Вспомните, сколько жутких монстров водится в литературе, — с пафосом провозгласил он, — чудовище Франкенштейна, Серый Волк, вампиры и оборотни, Чужие и Колобки всякие!
Однако на эксперимент к этому времени было потрачено уже столько средств и времени, что прерывать его было жалко. А потом, всем было любопытно, что в результате получится. Поэтому Ученый совет большинством голосов инициативу кафедры литературы поддержал.
Количество совместно сжигаемых книг почему-то не может превышать дюжины. Если их больше, то происходят странные вещи: коварные графы и виконты в пышных париках и со шпагами на боку соблазняют невинных девиц, витающих в облаках, прямо на креслах самолетов, а сыщики гоняются за преступниками, удирающими на «мерседесах», верхом на диких мустангах, и то с автоматом Калашникова, то с сюрикенами в зубах.
Но почему же двенадцать книг не перемешиваются? На эту тему срочно готовятся две кандидатские и одна докторская диссертации, каждая из которых предлагает свое объяснение по поводу открытого «закона дюжины». Но в чем они все сходятся, так это в том, что каждое литературное произведение — это самостоятельный мир. А классика на то и классика, чтобы сохранять свою самобытность в любых условиях и даже в одном котле с другими. Поэтому если варятся классические произведения только одного жанра, и их не больше двенадцати, и если не доводить до кипения, то, согласно расчетам, перемешиваться они никак не должны. И действительно, до сих пор не перемешивались.
Уж полночь близится
Студенческая компания, состоящая из трёх коней, кучера и двух блондинок, платиновой и золотой, отправилась в путь, рванув с места и постепенно увеличивая скорость. Виола, облаченная в ливрею, получила от Щуки умение лихо щелкать в воздухе кнутом, угрожающие звуки которого заставляли коней налегать на постромки — в тщетном усилии убраться подальше от столь опасного соседства.
Золушка выглянула в окно и, поглядев назад, еще раз помахала рукой на прощание Щуке, голова которой высунулась из пруда, чтобы проконтролировать процесс торжественного отбытия. Затем девушка перевела взор вдаль — по ходу движения — и тяжело вздохнула: впереди маячило спасение. Точнее, полная тьма с надеждой на оное. «Но если верить Щуке… А, собственно, почему ей нельзя верить? После всего, что она для нас сделала? И мы для нее сделали?»
Откинувшись на мягкую спинку кареты, обитую бархатом, Золушка-Ланка расправила складки своего пышного бального платья, чтобы они ровнее ниспадали вниз к стеклянным резным туфелькам. Затем она покрутила ножкой, любуясь на фантастический узор, покрывающий стеклянную поверхность, и пожалела, что на него сейчас не падает свет, а то бы он заиграл, отбрасывая разноцветные лучи. «И ничем они не хуже хрустальных!» — решила она, пряча ножку под юбку и искоса поглядывая на свою соседку. Белоснежка сидела, повесив голову, сгорбившись и даже закрыв глаза — запредельно грустная и печальная. Убедившись, что пока ее вмешательство не требуется, Ланка вздохнула, уставилась прямо перед собой и слегка прикрыла глаза, припоминая события прошедшего дня и пытаясь навести порядок в своих мыслях, которые скакали сейчас в голове как обезумевшие зайцы.
«И все-таки правильно мы поступили или нет? — опять, уже в который раз, спросила себя Ланка, кусая губы. — Наши, может быть, остаются здесь, в литературе, а мы едем к Двери на выход…»
— Их тут нет и вытаскивать не надо. А он и так спасется! — загадочно, но совершенно категорично заявила Щука, ударив хвостом по воде, так что круги по ней стремительно побежали в разные стороны. Достигнув ближайшего берега, волна докатилась до босых ног Триады, слегка замочив их. Впрочем, они и без того были мокрыми. — А задержитесь — сами пропадете! Так что, езжайте с Богом! — и в ответ на мрачный, насупленный взор Виктора добавила, судорожно глотнув воздух: — Чем смогу, помогу! Вы же меня спасли, а я добро не забываю! Хотя мне еще моего дурака Емелю вытаскивать надобно! Нашел же с кем связаться! — судорожно вздохнула она.
Трудно не верить тому, кто с жаром уверяет: ты его спас. Но как это происходило, для каждого из студентов оставалось загадкой. Поэтому, когда Щука, в первый раз появившись на поверхности пруда, прошамкала: «Спасители мои!» — все недоуменно переглянулись, Виола удивленно задрала хвост и гавкнула, а Ланка взмахнула крыльями, Мигель наклонил голову с рогами, а Санчес почесал в затылке задней правой рукой.