Луна вовсю светила, ничего не скрывая — в том числе многочисленные ухабы и рытвины на дороге. Но девушки уже не обращали на них внимания, привычно придерживаясь за края окон при взлетах и падениях.
— Успеем ли до полуночи? — тревожно спросила Белоснежка. На что вторая (в бальном платье) резонно ответила:
— Откуда мне знать, у меня часов нет!
Действительно, во времена Золушки ни карманных, ни наручных часов еще не существовало, поэтому ее наряд их не предусматривал. Часики же, которые когда-то были на руке у Ланки, теперь представляли собой изящный платиновый браслет со скромными вставками из бриллиантов и сапфиров — под цвет ее глаз. По стилю он хорошо сочетался с каблуками резных стеклянных туфелек, торчавших у Золушки из карманов.
— Виола! — завопила Ланка, опасно высовываясь из окна. — Виола! Сколько времени?
Но у кучера часов тоже не оказалось. Они каким-то чудом сохранились только у Виктора — в качестве нароста на левом переднем копыте. Однако на полном ходу он не мог так наклонить голову, чтобы разглядеть циферблат. Тем более что луна опять спряталась за облако и стало совсем темно.
Но сколько бы ни было времени, кони скакать быстрее уже не могли — и так мчались на пределе. Дорога начала плавно поворачивать направо, на что кучер сразу и умело отреагировал. Впрочем, кони это и сами видели, и в указаниях не нуждались. Вскоре их окружная дорога должна была слиться с основной. Об этом свидетельствовал светящийся указатель дорожного движения «Пересечение с главной дорогой», подвешенный на придорожной сосне. К сожалению, на светофоре, стоящем на перекрестке, горел красный свет. Точнее, это были даже два красных огня, расположенных параллельно на одной высоте на расстоянии полуметра друг от друга.
Виола не стала тормозить, поскольку на главной дороге не было видно и слышно никакого транспорта. Кони ее в этом поддержали. Конечно, со своей точки зрения они были правы. Но светофор так не считал.
— Стойте! — закричал он и большими прыжками кинулся за ними. — Стойте, подождите! Сидит девица в темнице, и все без одежек… разгадать надо!
Мигель первым понял, чего от них хочет светофор.
— Жмем! — из последних сил прохрипел он. — Это Сфинкс!
И они поднажали… Так, будто у них было не три лошадиные силы, а шесть. Ну по крайней мере пять. Виола без колебаний обожгла кнутом конский круп слева, затем в центре, справа и опять слева… Поднажали так, что даже оторвались от Сфинкса, оставившего далеко позади. Из-под копыт летели искры, комья земли и камни. Одни камень с размaxу стукнул о нарост на левом копыте центрового. Ух! Это был роковой удар. И часы начали отбивать полночь.
С двенадцатым ударом произошло то, что и должно было случиться. Кони мгновенно уменьшились до размеров мышей, но в следующий же момент обрели человеческий вид и габариты. По инерции они пробежали еще несколько метров на четырех конечностях. Но тут Мигель и Санчес автоматически взвились в воздух, а Виктор, несколько раз перекувырнувшись, покатился по земле. Виола, успевшая соскочить со стремительно уменьшавшегося облучка, удачно приземлилась на дорогу на четвереньки.
— Помогите! — раздался вопль на два голоса из тыквы странной формы, валявшейся на земле. А земля при этом ритмично сотрясалась от прыжков гранитной туши Сфинкса.
Тыква наконец поддалась дружным усилиям изнутри и снаружи и развалилась на куски, выпустив Белоснежку и Ланку с налипшими на них тыквенными семечками.
Дальше все действовали автоматически. Санчес обнял Белоснежку и, тяжело дыша, поднялся с ней в воздух. Рядом с ними парил буревух, судорожно ухвативший правой лапой стеклянный башмачок, а левой — кусок тыквы. Мигель, лопасти мотора которого бешено вращались, уже поднимался ввысь, крепко прижимая к груди ноги Виолы и подметая дорогу ее волосами. Руки она сложила на груди.
Дверь уже была видна, она гостеприимно светилась и звала. И они помчались к ней.
А Сфинкс был совсем близко.
Finita la comedia
Два года назад, когда только начинались экзамены с погружением в литературную действительность, студенты возвращались прямо туда, откуда уходили: в кресло на кафедре. Но после первой же сессии координаты выхода были изменены. Теперь вернувшийся оказывался в особой Камере перехода — с мягкими, обитыми войлоком стенами и жёсткими медицинскими кушетками, металлические ножки которых были надежно привинчены к полу. Дверь из этой комнаты ведёт сразу в коридор. Единственное исключение делается для возвращения со Спасателями, присутствие которых гарантирует безопасность всех присутствующих от спасенных.
Поэтому никто из студентов не удивился, когда, открыв глаза, обнаружил себя лежащим на низкой кушетке в пустой комнате, единственным элементом декора которой была знакомая массивная дверь да голая лампочка на потолке.
— Ох, почему здесь такое жёсткое ложе, — недовольно кряхтя, произнес Санчес, усаживаясь и опуская ноги на пол. Его русый хвост улегся на кушетке за его спиной.
— Чтобы не залёживались особо, — поведал Мигель, продолжая лежать, но для пробы шевеля сначала левой, а потом правой ногой. Обе они функционировали нормально.
А Вовик просто потянулся, но ничего не сказал.
Виола, взмахнув в воздухе всеми четырьмя лапами, перевернулась и, усаживаясь, со слабым удивлением (на сильное не хватило бы сил) заметила:
— Странно, раньше, когда я возвращалась, здесь всегда была только одна кушетка, а сейчас их пять!
Ланка, пышный кринолин которой закрывал ей половину комнаты, повернула голову, чтобы лучше видеть, и подтвердила:
— Действительно пять, по одной на каждого, и сама комната много больше.
— Ничего странного, — философски заметил Санчес, растирая шею. — Просто раньше мы всегда возвращались поодиночке, поэтому здесь существовала только одна кушетка и комната была маленькая, а сейчас нас много — и их столько же. А комната большая, чтобы поместились.
— А ты что, предпочла бы, чтобы мы все оказались на одной? Например, поверх тебя? — ядовито вопросил Мигель, организм которого быстро восстанавливал не только физиологические, но и интеллектуальные функции, в том числе память о ряде поступков Виолы во времена её недавней кучерской карьеры. Но это не помешало ему искоса заглянуть под кринолин и хмыкнуть по поводу открывшегося зрелища: стройных ножек в белых ажурных чулках, закрепленных чуть выше колен голубыми атласными подвязками с серебряной вышивкой. Дальше все закрывали белые панталоны с оборочками.
— Не пори чушь, — фыркнула Виола, к которой её язвительность вернулась сразу, как только кто-то начал ей возражать. — Я просто фиксирую изменение обстановки. — Взгляд Мигеля она, конечно, заметила, и это не улучшило ее настроения.
В этот миг затуманенный взор Ланки, блуждающий по комнате, вдруг зацепился за что-то необычное. На одной из кушеток ярко выделялась рыжая шевелюра и белая тога с красной полосой внизу, в которую было завернуто чье-то длинное туловище.
— Вовик! — закричала она. — И ты здесь! Спасся!
В следующее мгновение и она, и Виола сорвались с места и набросились на Вовика, как опоздавшие гости на последний кусок пирога. Чтобы было удобнее целовать, обнимать и тормошить, они заставили Вовика сесть прямо и приникли к нему с двух сторон. Виола встала на задние лапы, одну переднюю положив ему на грудь, а другую — на плечо. И она то откидывала голову назад, чтобы полюбоваться на обретенное сокровище, то, приблизившись, лизала его в щеку. Ее куцый хвостик при этом бешено крутился. Ланка левой рукой обняла Малыша за талию. В правой у нее был зажат стеклянный башмачок, которым она периодически гладила Вовика по лицу: по лбу, носу, щекам… Огненный цвет его шевелюры разноцветными искрами отражался в резных гранях.