— Но скелеты нас не видят. Для них мы не существуем.
— Разумеется. Им не страшны голод и чума. Им чуждо все присущее живым… Они знают лишь одно: убивать.
— Но они исполняют именно то, что написано в книге? Это значит…
— Я думаю, это ничего не значит. Кстати, книга! Возьми-ка, это тебе. — Смерть извлек из-под черного плаща обрывок исписанной страницы и протянул собеседнику.
Тот прочел:
— «…И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч…» Но это неправда. Я ничего не беру, я… Я, напротив, явился, когда у людей отняли мир. Когда мир исчезает, единственное, что остается людям — это я.
— Как видишь, в книге написано не совсем верно.
— Хорошо. Оставим это. Значит, ты вырвал страницы там, в церкви? Ты идешь за армией мертвых? Как Голод?
— Нет, обычно я немного опережаю нашествие… «И ад следовал за ним» сказано в книге. Самое интересное происходит не после, а до прихода скелетов. Верней, перед самым их появлением. Знаешь, очень любопытно наблюдать, как ведут себя люди, когда видят приближение этого войска. Тогда наружу вырывается все, что таилось в глубине, что пряталось в укромных уголках души. Люди открываются с неожиданной стороны, можно увидеть много интересного. О-о-о… я снимаю обильную жатву. Армия мертвых лишь довершает дело. В сущности, за ними скучно наблюдать, они не изобретательны и однообразны. А как изощренно начинают действовать люди, какую богатую фантазию проявляют, если знают, что им не грозит возмездие! Перед лицом грозной опасности, когда рушится привычный мир, когда перестают действовать писаные законы, с них вмиг слетает все, что держало оковах воображение. Люди совершают поступки, о которых мечтали всю жизнь, но боялись признаться. Да, боялись признаться даже себе… И наконец они приветствуют меня. Если бы этой армии не было, ее следовало придумать.
— Однако она есть. Голод сказал, что такова шутка Создателя — дать людям то, что ими придумано. Воплотить страхи в реальность. А Чума считает, что Создателя нет, воображение и вера сами по себе создают чудовищ. Что скажешь ты?
— Чума остроумен, но излишне тороплив. Он не умеет ждать и не держится долго. Если бы он поразмышлял более основательно, то понял, что на самом деле нет никакой разницы. Есть ли Создатель или его нет — это безразлично. Это в конечном счете одно и то же. Единственное, что имеет значение — вера.
— Объясни.
— Не важно, как ты это назовешь: «Создатель» или «вера в Создателя». В сущности, между этими понятиями нет разницы. Люди придумывают имена тому, чего не могут объяснить. Но имена могут различаться. А что меняется, если у силы, отправившей в поход армию мертвых, есть имя, душа и разум? Что меняется, если их нет? Не Создатель придумал нас, серебряные трубы и войско скелетов, а человек, написавший с верой в Создателя книгу… Голод объяснил тебе причину появления армии мертвых. Потом Чума дал то же самое объяснение, но другими словами. Создатель и вера в Создателя — одно и то же. Понимаешь?
— Это слишком сложно для меня. Но я запомню твои слова. Однако зачем ты вырвал из книги страницу со словами о всаднике с мечом?
— Я был уверен, что это положит начало твоему пути сюда. Мне любопытно, я бы хотел понаблюдать за тобой на этом поле.
— Вот как…
— Ну да. Твое появление может все изменить.
— А что здесь было бы, не появись я?
— Я. Был бы я. Три или четыре тысячи солдат короля не продержались бы и часа против армии мертвых. Готовилась настоящая резня. Убийство. Смерть.
— Что же изменилось с моим приходом? Если не резня, то что?..
— Война. Ты.
— Я пришел не один…
— Да, и это имеет значение… и это — тоже.
Война оглянулся, по дороге шли и шли люди. Его люди. Воины, что шагали за рыжим конем: мытарь, «правильные мужики»… те, кто присоединился к шествию позже… Должно быть, многие не смогли бы толком объяснить, что влекло их сюда, на это поле, над которым на бледном коне восседает Смерть. Людей привел сюда Война, но у них не нашлось бы слов, чтоб сказать об этом.
Они сходили с тракта, растекались по обочине, выстраивались неровными рядами подле войска короля. И пестрые флаги над фронтом кавалерии словно померкли рядом с бедными одежками людей Войны. И армия мертвых больше не казалась непобедимой. Когда отнимают все, чем дорожишь, остается Война. Те, кто считал так, собрались нынче на этой равнине. А остальных — пусть забирает себе Чума!
— Вот видишь, — заметил Смерть. — Все изменилось, едва появился ты.
— Ты знаешь ответы на все вопросы…
— Я — итог. Я сам — ответ на все вопросы. Все стекается ко мне… и мне нравится наблюдать.
— Но книга? Зачем ты вырвал странички там, в церкви?.. Я не понимаю. Как это связано со мной?
— Я решил привести тебя на это поле. Из церкви с разорванной книгой твой путь вел сюда. Не удивляйся, это сложно объяснить… но это так. Я постарался поставить перед тобой вопрос, ответ на который можно отыскать на этом поле. Я хочу получить этот ответ. Я люблю получать ответы. Я наблюдаю, я сопоставляю, я сравниваю… я подвожу итог.
— Ты холодный наблюдатель.
— Да. Холодный, трезвый, равнодушный. Можно сказать, справедливый.
— Голоду люди тоже безразличны. И Чуме. Скажи, Смерть, чем я отличаюсь от вас? — Война погладил серебряную трубу. — Голод говорил, что мы сродни солдатам армии мертвых… Но мне не безразличны люди. Я чувствую к ним… что-то… чувствую некое родство с ними.
— Ну конечно! Ты принадлежишь людям, ты часть их существования. Голод, эпидемии и, разумеется, смерть — мы могли бы обойтись и без людей. Правда, именно люди дали нам этот облик… и сделали вестниками конца. Ты — не такой, как остальные. Ты, единственный из нас, создан людьми и принадлежишь им. Только им, и никому более. Ты не можешь существовать без них, и, что еще более странно, они не могут обойтись без тебя.
Война опустил голову и задумался.
— Сейчас они благословляют меня, но придет время — будут проклинать. Они благодарили, когда я приходил на помощь… И хуже всего, если они станут звать меня, даже если могли бы справиться сами.
— Это верно. Хуже всего, если они станут звать Войну, когда можно без него… Вот меня обычно проклинают, но иногда… — теперь и Смерть задумался. — А знаешь, мне нравится этот облик.
Война вскинул голову и твердо поглядел собеседнику в глаза. Смерть привел его на это поле, чтобы дать людям шанс. Не такой уж он отстраненный наблюдатель, каким хочет выглядеть… и, стало быть, не такой справедливый?
— Армии готовы прийти в движение, я чувствую. Вот-вот начнется… Скажи, ты знаешь, чем закончится битва? Есть ли предопределенность? Предначертано ли заранее все, что случится?
— Нет. Здесь и сейчас предопределенности не существует. Однако опыт подсказывает мне, что вероятно…
— Довольно! Ни слова больше, я не желаю знать! Ты сам сказал, что вера важнее всего. Я верю, мы победим, и этой вере ничто не может противиться. — Вспомнились слова Чумы, произнесенные блондином на прощание. — Пришло мое время и мой пир! Прощай!
Война опустил ладонь на эфес меча и дернул повод, разворачивая рыжего жеребца.
Смерть с улыбкой наблюдал, как он несется с холма к армиям, замершим на равнине. Когда Война помчался вдоль неровного строя, люди в едином порыве закричали, потрясая оружием. Они верили в победу, и мертвым солдатам нечего было противопоставить этой вере. Война вырвал из ножен длинный клинок, и ветер разодрал наконец седую пелену облаков, свет вспыхнул на лезвии, будто в руках всадника возник солнечный луч. Рыжий конь встал на дыбы. Строй людей, явившихся на поле вслед за Войной, качнулся в едином порыве. Рыжий конь развернулся на задних копытах. Люди с оглушительным ревом бросились на врага. Рыжий конь помчался огромными скачками, ворвался в серую массу мертвых воинов, всадник взмахнул солнечным лучом, нанося первый удар…
Михаил Вайнштейн
Закон, порядок и справедливость
Петер С. Кушк сидел за крепким старинным столом из настоящего дерева, исцарапанным и порезанным поколениями предшествовавших жильцов, водил пальцем по узорам царапин и старался получать удовольствие от ничегонеделания.