Великий Гете недавно опубликовал первый отрывок из «Фауста». Сегодня Эрстеду-младшему пришли на ум эти проникновенные строки. Вспоминая переписку с фон Книгге, он мысленным взором видел мудреца, похожего на доктора Фауста — ученого, знатока жизненных коллизий, способного и дьявола заставить служить себе.
«Если бы ангел шепнул мне, что такому человеку отмерен кратчайший срок! Я приехал бы, приплыл, прилетел… Иногда в письмах я звал его учителем, и он смеялся, ласково браня меня. Учитель учит, говорил он, а мы беседуем, как Сократ и его спутники, прогуливаясь по воображаемому бульвару. Господи, почему гении уходят раньше всех? Почему я, ни в чем не виноватый, терзаюсь виной?!»
Воробей запрыгал по надгробию, глухой к чужим страданиям.
Он не услышал шагов. Легкая тень легла на землю рядом с юношей. Тихий, глубокий голос продолжил монолог Фауста с прерванной строки, открыв Эрстеду тайну Полишинеля: оказывается, погруженный в раздумья, он говорил вслух.
Смущенный, юноша обернулся. За ним, опираясь на изящную тросточку, стоял незнакомец. Судя по элегантному костюму в серых тонах, по свободной, непринужденной позе, по ордену, тускло сияющему на груди, гость кладбища был из людей благородных, вращающихся в свете. Слабая улыбка бродила на его губах, глаза блестели от удовольствия.
Чувствовалось, что он находит неизъяснимую прелесть в ситуации. Пустынное кладбище, двое случайных людей, Гете, жасмин… Эрстед подумал, что не хватает только Мефистофеля, прячущегося за кустом, и устыдился своих мыслей. Он не нашел ничего лучшего, как спросить, запинаясь:
— Вы читали «Фауста»?
— Разумеется. Всякий образованный человек следит за публикациями такого титана, как Гете. Жаль, что нам с вами доступен лишь фрагмент.
— Зато мы ждем скорого продолжения! — возразил Эрстед. — Ожидание есть подарок само по себе!
— Слишком мучительный подарок, сударь. — В блеклых глазах незнакомца сверкнул огонек, словно он видел нечто, невидимое собеседнику. — Гете способен работать над пьесой лет шестьдесят, не меньше. И публиковать по чайной ложке в четверть века. Боюсь, что целиком мы прочтем «Фауста» лишь после смерти его создателя.
— Не может быть!
— Оставим споры. Время покажет, кто из нас прав. Я не задену ваши чувства, если спрошу: что вы делаете у этой могилы? Здесь похоронен ваш родственник? Друг?
Юноша вздохнул.
— Здесь лежит мой учитель.
— Странно, — заметил незнакомец, хмурясь. — Насколько мне известно, у покойника не было учеников. Вы уверены, молодой человек? Именно учитель?
— Я уверен в этом так же, как и в том, что солнце встает на востоке, — запальчиво ответил Эрстед.
— Тем более странно. Не соблаговолите ли представиться? Я старше вас, и поэтому представлюсь вторым.
— Андерс Сандэ Эрстед, к вашим услугам. С кем имею честь?
Незнакомец долго молчал, разглядывая юношу. Огонек в его взоре не погас, напротив, разгорелся, превратясь в яркое пламя. Когда молчать дальше стало неудобно, он улыбнулся, извиняясь за взятую паузу, и всю неловкость как рукой сняло.
— Зовите меня — Эминент.
— Вы кардинал?[16]
Юноша изумился, ибо перед ним стоял человек, безусловно, светский.
— Нет. Это просто имя. Вам не нравится?
16
«Eminentissimus», «Eminentia» (Ваше Высокопреосвященство; точнее — Ваше Превосходство) — так титулуются кардиналы.