– Ничего, обложат штрафами – запрыгают, как блохи на сковородке!
Инженер от комментариев воздержался. Представления мистера Рэдклифа о мироустройстве вообще и кораблестроении в частности имели мало общего с действительностью. Во всем, что касалось артиллерии, он разбирался прекрасно, за что был ценим Адмиралтейством. Но в остальном невежество коллеги поражало. Соммерсби не счел нужным разъяснять, что штрафы если и будут наложены, то исключительно на владельцев верфи – компанию «R.J. Triptey Ship Works».
Пусть мистер Трипти сам разбирается с субподрядчиками.
Корпус монстра напоминал обессилевшего, вытащенного на берег Левиафана. Без мачт, палубных надстроек, оснастки и вооружения «Warrior» смотрелся жалко, несмотря на размеры. Обглоданными ребрами возвышались над бортами остатки лесов, тали лебедок провисли, печально качаясь на ветру. Дощатые поддоны для подъема грузов, сложенные кособоким штабелем, жались к железному боку броненосца, словно в поисках защиты.
И это – секретный проект Адмиралтейства, курируемый лично премьер-министром Великобритании, мистером Каннингом?! Будущий владыка морей? Детище инженерного гения, куда вложены сотни тысяч фунтов?! Вместо звона металла, скрипа лебедок, деловитой суеты – сырость, запустение, скука. Гулкая тишина по-хозяйски обосновалась во чреве страшилища, впавшего в спячку. Где-то стучат молотки, перекликаются рабочие – верфь живет, строятся новые фрегаты и барки – но сюда долетают лишь отзвуки жизни.
«Словно мы вдруг оказались в огромном склепе…»
Уинстон Соммерсби знал такое за собой. Беспричинные приступы меланхолии накатывали на него в самое неподходящее время. Казалось бы, что особенного? Задержка в работах (сколько их уже было!) плюс скверная погода. Скоро подвезут листы стали, и монтаж возобновится. А там и паровые машины подоспеют. Не вечно ж рабочие Пенна будут бастовать?!
Несмотря на доводы рассудка, хандра одолевала. И Рэдклиф, чей непробиваемый оптимизм действовал на Соммерсби благотворно, как назло, умолк.
– Вы никогда не задумывались, друг мой, – с деланной бодростью заговорил Уинстон, – что нам выпала честь участвовать в грандиознейшем проекте современности? Броня? Новые пушки? Паровые машины? Все это так или иначе применялось, но – по отдельности. Вместе же…
– Ха! – Артиллерист заглотил наживку. – Я над этим не задумываюсь. Я этим горжусь!
Он выпустил клуб дыма, достойный выстрела мортиры.
– Нам повезло родиться в великой стране. Этот красавец, пренебрежительно названный вами «утюгом», – начало новой эпохи! Эра брони и пара, и взрывов бомб! Дерево? Паруса? Вчерашний день! Но, я вижу, вы продрогли. Идемте в контору мистера Уотерхауса, он готовит замечательный грог. Нам нужно согреться. Ну и погодка! Август, разрази его поперек!
Словно в подтверждение его слов, на северо-востоке громыхнуло. К счастью, дождь медлил, давая возможность инженеру и артиллеристу добраться до конторы управляющего. Когда Соммерсби поднимался по ступенькам, ему показалось, что в окошке мелькнуло незнакомое лицо. Он почти уверился, что управляющий не один, и ошибся – мистер Уотерхаус восседал за столом в полном одиночестве, листая замусоленный гроссбух.
В камине уютно потрескивали буковые поленья.
– Вы закончили осмотр, джентльмены?
Управляющий сделал очередную пометку, промокнул запись бронзовым пресс-папье и закрыл гроссбух. Вид он имел скверный: мешки под глазами, нос и щеки в красных прожилках. Так выглядят люди после гулянки – либо после бессонной ночи, проведенной за рабочим столом. Впрочем, отдельные личности выглядят так всегда, начиная с раннего детства – и независимо от обстоятельств. К этим любимцам Фортуны и принадлежал Эдгар Уотерхаус.
– Закончили. Качество исполнения нас в целом устраивает.
– Но работы снова приостановлены…
– Поставщики! – трагически развел руками управляющий. – Вы не в курсе, когда Вуличский завод собирается…
– Это вы должны знать, как обстоят дела у ваших субподрядчиков, – желчно заметил Уинстон. – И не донимать вопросами представителей Адмиралтейства. Да, в курсе. Через неделю! Как вам это понравится?
– Да вы совсем простыли, мистер Соммерсби! – засуетился управляющий, быстро меняя тему разговора. – Садитесь к огню, я приготовлю вам грог…
– И мне! – не замедлил вклиниться артиллерист.
– Ну разумеется, мистер Рэдклиф! Всенепременно!
У камина на специальной подставке грелся полуведерный чайник из чугуна, живо напомнивший артиллеристу казенную часть орудия. Управляющий извлек из стенного шкафчика бутылку рома и коробочку с пряностями, которые смешивал самолично. От души плеснув спиртного в пару пузатых кружек, он бросил в каждую по щепотке смеси и долил кипятком. По комнате пополз сложный аромат – корица, имбирь и мускатный орех.
– Лучшее средство от простуды, джентльмены!
– А вы, мистер Уотерхаус?
– Мне нужно работать…
Управляющий вернулся к оставленным бумагам.
– Обедаем в «Розе и окороке», – возвестил Рэдклиф, опустошив кружку. – Там отличная телятина и пирог с голубями. А «винцо Барли»[13] – чудо из чудес.
– Принимается. – Тонкие губы Соммерсби изобразили намек на улыбку.
Грог пошел ему на пользу. Инженер приободрился, щеки его, обычно бледные, порозовели. Тем не менее смутное беспокойство не оставляло Уинстона. Он слышал звон сигнальных колокольчиков, но не мог понять, с какой стороны ждать беду.
Когда фигуры инженера и артиллериста поглотил туман, управляющий выбрался из-за стола и отпер неприметную дверь в углу комнаты. За дверью скрывались личные «апартаменты» – каморка со старым диваном, где мистер Уотерхаус ночевал, если задерживался в конторе допоздна. Как правило, гостей он туда не пускал. Однако сейчас, едва дверь отворилась, в конторе объявился статный джентльмен в летах – который, впрочем, выглядел моложе управляющего.
Высокий лоб, упрямо вздернутый подбородок, цепкие, умные глаза. Несмотря на благородную седину, с годами выбелившую шевелюру джентльмена, волосы его спорили с гребнем, взлетая легкомысленным коком. Одевался гость щегольски – жилет, усеянный сине-золотистыми цветочками, фрак из зеленого бархата, веллингтоновские сапоги,[14] цилиндр с монограммой.
Пальцы джентьмена отягощали многочисленные перстни.
– Все в порядке, мистер Эрстед. Мы можем без помех продолжить разговор. Кстати, я получил нужные нам обоим сведения.
Мистер Эрстед, боксер и экзорцист, словно на крыльях ветра прилетевший из Лондона в Блэкуолл, прошелся по комнате из угла в угол, разминая ноги, и остановился напротив стола, за которым вновь окопался Уотерхаус. Вести разговоры управляющий предпочитал сидя в заветной крепости.
– Я слышал. Железо из Вулича завезут через неделю. До того ваш склад будет пустовать. Для нашего дельца – в самый раз. Мне склад и нужен-то всего на три дня.
– А вдруг материалы доставят раньше? Если склад окажется занят, у меня будут неприятности. Я рискую, мистер Эрстед. Не кто-нибудь, а лично я.
– Чтобы в этой стране хоть что-нибудь доставили раньше?! Не смешите мои сапоги, мистер Уотерхаус!
По-английски посетитель говорил чисто, без акцента и очень быстро.
– Что вы себе позволяете?! – возмутился управляющий. Впрочем, гнев его не обманул бы и ребенка. – Прекратите оскорблять мою страну! Или у вас в Дании все всегда делается вовремя?
– У нас в Дании? Goddamit! Да! Вовремя. Всегда. Простите, если невольно задел ваши патриотические чувства. – Эрстед отвесил поклон, театрально приложив руку к сердцу.
На лице его мелькнула язвительная ухмылка, обнажив частокол кривых, желтых зубов. Эта улыбка так разительно изменила облик датчанина, что управляющий вздрогнул. Рассудку понадобилась минута, не меньше, чтобы справиться с сердцебиением. Подумаешь, зубы у человека плохие! А у дядюшки Роджера, преступно медлящего с завещанием в пользу племянника, – желудочные колики; у мистера Трипти, хозяина верфи, – подагра…
Что тут особенного?
– Извинения принимаются. Но впредь попрошу следить за словами. Извольте уважать страну, в которой находитесь.
13
Barley Wine – темное, сладкое, очень крепкое пиво, обладающее винным (или фpуктовым) привкусом, с большим содеpжанием хмеля.