34. Булгаков С. Н. Друг Жениха: О православном почитании Предтечи. Париж, 1927. С. 224.
35. Розанов В. В. Семья как религия // Русский Эрос, или Философия любви в России / Сост. и автор вступ. статьи В. П. Шестаков; Комм. А. Н. Богословского. М., 1991. С. 134, сноска.
36. Волжский (Глинка А. С.). Проблема смерти у проф. Мечникова // Новый путь. СПб., 1904. № 10. С. 69–87.
37. Пришвин М. М. Незабудки. М., 1969. С. 59.
38. Платонов А. Течение времени. М., 1971. С. 22. У Платонова мы встречаем две модели смерти: 1) смерть ломает внешние тела полулюдей-полупокойников. Это напоминает механическое саморазрушение: тело как бы обрушивается вовнутрь собственного каркаса (см.: Подорога В. А. Евнух души: (Позиция чтения и мир Платонова) // Вопросы философии. М., 1989. № 3. С. 21–26); 2) смерть «снята» в мифологемах «рождения-соития-смерти», «колыбель-гроб», «мать-невеста» и других этого ряда.
39. См.: Семенов-Тянь-Шанский А. О детях // Вестник РХД. Париж, 1954. № 32. С. 14–17.
40. Пастернак Б. Охранная грамота. Л., 1931. С. 16.
41. Мандельштам О. Пушкин и Скрябин // Вестник РХД. Париж, 1965. № 72/73. С. 67. См.: Вишев И. В. Проблема личного бессмертия. Новосибирск, 1990; Голубчик В. М., Тверская Н. М. Человек и смерть: Поиски смысла. М., 1994; Калиновский П. П. Переход: Последняя болезнь, смерть и после. М., 1991; Лаврин А. Хроники Харона: Энциклопедия смерти. М., 1993; Малышев М. А. Проблема смерти в истории нравственно-религиозной мысли // Отношение человека к иррациональному. Свердловск, 1989; Пазолини П. Л. Смерть как смысл жизни // Искусство кино. М., 1991. № 10; Рязанцев С. Танатология – наука о смерти. СПб., 1994; Сабиров В. Ш. Этический анализ проблемы жизни и смерти. М., 1987; Секацкий А. К. Покойник как элемент производительных сил // Комментарий. М., 1996. № 9; Танатография Эроса: Жорж Батай и французская мысль сер. XX в. СПб., 1994; Трегубов Л. З., Вагин Ю. Р. Эстетика самоубийства. Пермь, 1993; Фигуры Танатоса. СПб., 1991–1995. Вып. 1–5; Демичев А. Дискурсы смерти. СПб., 1997; Davidson H. The Lexicon of Death // Communicating issues in tanatology. N. Y., 1976; Колчев И. П. Метафизика на смъртта. София, 1993; Mirrors of Morality: Studies in the Social History of Death. L., 1981; Shneidman E. Death of Men. N. Y., 1973; Зубов А. Б. Апология смертью // Московский. психотерапевтический журнал. 1992. № 2. С. 199–213.
М. М. Щербатов. Размышления о смертном часе
I
Во всяком состоянии людей, когда кто хочет выгодно себе что соделать, то прежде стараются достигнуть до сего некоторою приличною наукою. Тако, ритор препровождает нощи во бдении, читая изящных писателей, примечает их лучшие места, вспоминает предложенные правила и устремляет весь ум и рассудок свой, трудяся в своих сочинениях. Стихотворец старается изыскать пристойные мысли, привести их в такие речения, которые бы меру, согласие и рифму составляли. Комедиант трудится выучить хорошо данную ему роль, декламирует ее с размышлением, роли дает произношение гласа, какого требует обстоятельство представляемого им лица, и часто пред зеркалом располагает свои телодвижения, дабы и они благопристойны и соответствующие с гласом и словами его роли были. Живописец, предприемля изобразить какую картину, начертывает карандашом не токмо ее всю, но и каждый член особливо и избирает, который лучшее действие учинит. Одним словом, он учится, как бы непостыдно ему явить обществу труд свой. Подобно так и во всяких низших ремеслах, столяр, плотник, каменщик, печник, всякий учится своему мастерству. Единое токмо есть, чему малое число людей учатся, а что, однако, все знают, что им исполнить должно. Сие есть: как бы хорошо и без страху умереть.
Сие воистину достойно удивления, как, зная все необходимость сего часа, единственное токмо помышляют, чтобы память о знаемости сей у себя загладить, якобы отвращая свои мысли, и спешащий сей час могли отвратить. И вместо, чтобы самыми разглагольствованиями о нем и видением мертвецов приучить мысль и взор свой к приближающемуся сему часу, убегают от напоминания имени смерти и очи свои от тел мертвых отвращают. <…>
Никто из мертвых не воскресал, чтобы нам сказать, коль труден и болезнен последний час, когда душа исходит из тел; но, судя по видимости и взяв себе в проводники науку и наивернейшие испытания, можно смело сказать, что час сей есть безболезнен. Ибо что есть смерть? Она не иное что, как лишение всех зиждительных движений в теле и, следовательно, всех чувств. А потому, по мере, как зиждительные движения в теле ослабевают, ослабевают и чувства; а ежели чувствия ослабевают, то и боли уменьшаются, даже как обое совсем исчезнут. Господин Боергав1 в своей химии говорит, что излишний жар производит сгущение и непорядочное обращение крови, от чего малые жилы в мозгу и в других местах запорошаются и приключают человеку лишение чувств и смерть. Я то же скажу и о самом охладении, которое противное соделывает, и охладевшая кровь, тихостью движения своего во онемение и в нечувствие приводя члены, приключают смерть. А по всему сему я заподлинно могу сказать, что чем ближе человек к концу своему приближается, то менее болезни ощущает. В пример сему скажу, что хотя я видел многих умирающих, но видел всегда боль их предсмертную умаляться, и сие показывалось уменьшением их стона. Возьмем в пример от параличной болезни, соединенной с апоплексией, умирающего человека, яко я единому такому случаю свидетель был. Пораженный сей болезнью человек вдруг теряет язык, память и чувства; в лечениях употребляют кровопускание, шпанские мухи, рвотное, электризацию, но сильно пораженный сей болезнью, в беспамятстве лежа, никакого знаку ни вздроганием, ни движением никаким не показывает своей чувствительности, хотя оказывает тягость дыхания; но редко, или и никогда, стенания не слышно, а потому и ясно есть, что уже толь сильные болезни, яко себе изображают, он не ощущает. И за главный знак приближения смерти доктора считают, когда человек перестанет вдруг чувствовать всю боль. А посему чувствие болезни есть не смерть; в последнюю же секунду, и когда умрет человек, то уже и болезнь власти над ним не имеет.