Выйдя после занятия на улицу, мы с удовольствием отметили, что дождь поутих. И решили прогуляться по мокрым улочкам Асакусы.
– А ты давно работаешь? – спросила я, искоса взглянув на Айямэ, беззаботно шлепающую по лужам в туфельках на высоких каблуках.
– Дебютировала год назад, – ответила она, улыбаясь.
– И как в целом? – поинтересовалась я.
– Я всегда знала, что буду гейшей, – ответила Айямэ. – У меня мама гейша, и сестренка подрастает и готовится в ученицы. Ей сейчас десять лет, а она уже прекрасно аранжирует цветы и играет на сямисэне и кото.
– Династия, – прокомментировала я.
– Да, – спокойно ответила Айямэ и лучезарно улыбнулась. – А у нашей хозяйки в родне знаешь кто?
И Айямэ сделала круглые глаза.
– Понятия не имею, – ответила я.
– Гейша Такахаси Мицуко.
Она замолчала, глядя на меня с торжествующим выражением лица. Но мне это имя ни о чем не говорило.
– Она была подругой премьер-министра, – продолжила Айямэ, видя, что я никак не реагирую. – Шесть лет назад в правительственных кругах разразился скандал, и он вынужден был подать в отставку. И знаешь почему? – рассмеялась Айямэ. – Она, раздраженная его плохим отношением, дала интервью. И общество не смогло простить министру того, что он недостойно обращается с гейшей.
– Вот это нравы! – восхитилась я. – Вот это гейши!
– Знаешь, эталонных осталось не так уж и много, – грустно произнесла Айямэ. – Ведь все сейчас рассматривается только с точки зрения выгоды. И наше искусство превратили в бизнес на американский лад.
– А раньше это что, не бизнес был? – спросила я, глядя на медленно едущий поток машин. – А давай пойдем к храму? – неожиданно предложила я.
– Ты говоришь о Сенсодзи? – уточнила Айямэ и свернула в узкую улочку.
– Ну знаменитый, вашей милосердной богини Каннон, – сказала я.
– Сенсодзи, – подтвердила Айямэ. – Идем к нему. По поводу твоего вопроса, – продолжила она, – вам, европейцам, трудно понять наше восприятие мира. Ведь красота существует ради красоты, а не ради денег. Понимаешь? А гейша – это красота в законченном виде. И внешнее должно соответствовать внутреннему. Тогда достигается гармония. А американское понятие красоты – это только внешнее, то, что услаждает взгляд, но не задевает душу. Но это их суть. Вы, европейцы, в этом смысле сложнее.
Я слушала рассуждения Айямэ с интересом и все больше понимала, в какую сложную систему пытаюсь войти. Госпожа Цутида относилась ко мне явно снисходительно. Хотя, я платила ей немалые деньги за обучение.
– Но «крыша» у вас тоже имеется? – неожиданно спросила я.
– Крыша? – удивилась Айямэ. – Что ты имеешь ввиду?
– Ну, у вас же тоже есть мафия?
– Якудза, – сказала Айямэ. – Есть. Но это дело хозяйки. Нас это не должно волновать. А знаешь, откуда взялось это название? – спросила она, изменив направление разговора.
– Нет. Просто это слово на слуху и ассоциируется именно с мафией.
– Я, ку, дза, – ритмично проговорила она.
– Ку – клус – клан что ли? – предположила я.
– Нет, что ты! – рассмеялась она. – Это, насколько я помню, подражание звукам взводимого курка. И американская организация. Я, ку, дза – это счет. Восьмерка, девятка, тройка – сочетание полного проигрыша в картах. В старину так стали звать картежников, а потом и криминал.
«Ну, все-то она знает!» – с непонятным раздражением подумала я.
– Смотри, дзин-рикися! – радостно воскликнула Айямэ. – Давай поедем.
Мы наняли рикшу и поехали по узкой улочке так быстро, что ветер засвистел у меня в ушах, и брызги из-под больших, велосипедных на вид колес полетели в разные стороны.
Когда мы прошли под огромными воротами Каминари-мон, с грозными богами Грома и Ветра, стоящими по бокам, Айямэ притихла. Ее живое хорошенькое личико приняло отрешенное выражение, и она словно отдалилась от меня. Я посмотрела на обширный храмовый комплекс, на пятиярусную пагоду, на смешанную толпу и отчего-то расхотела продолжать экскурсию.