Многовековые связи Болгарской и Русской Церквей сохранялись и после Октябрьской революции 1917 г. Так, в 1922 г. Болгарский Синод определил внести в ектении, произносимые во время совершения литургии, моления о благосостоянии Российской Православной Церкви и всего русского народа. В 1920-1930-е гг., несмотря на настоятельные просьбы польских властей, Болгарский Синод решительно отказался признать автокефалию Польской Православной Церкви и сделал это, лишь получив согласие Московской Патриархии в 1948 г.
Следует отметить, что до окончания Первой мировой войны Болгарская Церковь мало занималась благотворительной и просветительской деятельностью, так как главное внимание уделялось поддержанию церковных связей с болгарами в Македонии и Фракии. Только с 1930-х гг. Православная Церковь начала обращать внимание на просвещение и благотворительность. Приходские общины стали оказывать значительную помощь бедным, голодающим, сиротам и престарелым, организовывались летние детские лагеря при монастырях и т. д. Значительную роль в духовной и просветительской работе играли православные братства[35].
Экзархатом, Синодом и Епархиальными управлениями издавалось более 50 газет и журналов, самыми старыми и представительными из них были официальный орган Болгарской Церкви газета «Църковен вестник» («Церковный вестник»), журналы «Духовна культура», «Народен страж» и «Народен пастир» («Народный пастырь»). В 1923 г. в Софии был открыт Музей истории и археологии Церкви[36].
При этом Болгарская Церковь со времени Первой мировой войны находилась в кризисе, вызванным неумением приспособиться к деятельности в границах существенно сократившегося после окончания войны государства. Кроме того, Церковь раздирали глубокие противоречия. Одним из самых громких скандалов была афера с выходом в 1939 г. брошюры митрополита Варненского и Преславского Иосифа «И я сам – коммунист» и проведенным по этому случаю полицейскому дознанию[37].
В 1938 г. паства Болгарской Православной Церкви насчитывала около 4,5 млн человек (84 % населения страны были православными и 13 % – мусульманами), имелось 3000 приходов, которые окормляли 2486 священников, но 600 из них имели незавершенное среднее образование. В стране было лишь четыре духовных учебных заведения: Софийская и Пловдивская духовные семинарии, открытый в 1938 г. Богословско-пастырский институт в Черепишском монастыре и богословский факультет Софийского университета имени св. Климента Охридского, на котором обучались 110 студентов. Кроме того, периодически действовали школы для начального образования священников в Рильском, Банковском и Черепишском монастырях. В болгарских школах в обязательном порядке преподавали Закон Божий, а в 1938 г. во всех гимназиях был введен новый курс «Религия и история Болгарской Православной Церкви»[38].
Помимо управлявших епархиями 13 правящих архиереев имелось 5 викарных епископов. Наместником-председате-лем Священного Синода с 1930 г. был митрополит Видинский Неофит (Караабов). Кроме него в состав Синода входили еще 10 митрополитов[39]. В целом Болгарской Церковью управляло относительно молодое поколение архиереев, занявшее свои кафедры в 1920-е гг., с полученным за границей высшим богословским образованием (в основном, в России) и богатым преподавательским или церковно-административным опытом. Среди них наиболее яркой фигурой был митрополит Стефан (Стоян Поп Георгиев Шоков) – выпускник Киевской духовной академии. Владыка считал себя духовным сыном экзарха Иосифа I и в области международной и внутриболгарской деятельности стремился следовать его заветам. В 1938 г. митрополит Стефан возвратил польскому правительству пожалованные ему в разное время ордена, протестуя таким образом против происходившего в то время активного преследования Православия в Польше. В том же году он опубликовал воззвание в защиту гонимой в СССР Русской Православной Церкви, содержавшее очень теплые слова о патриаршем местоблюстителе митрополите Сергии (Страгородском): «Сам возглавитель Патриаршей Церкви, семидесятилетний старец, митрополит Сергий, бывший ректор С.-Петербургской Духовной академии, – большой христианин, богослов и аскет, и бессребреник, человек высокой души. Он всегда был далек от политики и на свое архиерейское призвание всегда смотрел, как на служение свету, правде и любви. Неужели чистая, невинная кровь м. Сергия и других, обвиненных вместе с ним иерархов, прольется лишь за то, что они были проповедниками Христовой веры?»[40].
38