Вот несколько интересных фактов из его биографии: каким-то образом он познакомился с Фёдором Шаляпиным, видимо, натуры у них были похожие — дедушка был очень общительный, с широкой русской душой. Дедушка спонсировал Фёдора Шаляпина во время революции. Я сначала удивлялась, зачем Шаляпина спонсировать — он уже был всемирно известным певцом, и его музей в Москве я посещала. B своей книжке «Маска и душа» он пишет, что в революцию оказался в очень тяжёлой финансовой ситуации. Я думаю, обвинять Шаляпина в неблагодарности, потому что он не пишет про дедушку, не будем: во-первых, помогал ему, наверное, не только дедушка, и мы не знаем величину этой поддержки; во-вторых, Шаляпин издаёт эту книгу на Западе в 30-х годах, а дедушка в это время жил в России.
Во времена НЭПа (новой экономической политики, 1921–1929 гг.) у дедушки был ресторан в Москве — какой, не знаю; но хочется думать, что это было одно из тех художественных кафе, которые создали целую неповторимую эпоху в нашей культурной и социальной жизни. Найти ресторан хотелось бы, но владел он им вместе с братом; его родной брат в 1931 году был репрессирован как кулак, так что вряд ли он бросил своё хозяйство ради Москвы. Но, возможно, то был брат двоюродный или троюродный, и на кого этот ресторан был записан? Нэпманы были не самыми бесполезными людьми, как их часто изображали, они накормили страну, оживили её. A рестораны в столицах, в которых люди кутят и шумят, как мы видим в фильмах, создали беспрецедентную богемную атмосферу, где люди в такие тяжёлые времена встречались, общались, читали стихи, заключали контракты и устраивались на работу. Рестораны были такой мизансценой, где развивалась творческая жизнь страны, которая нуждалась в свежем глотке воздуха (или глотке перегара, что более подходит) после ужасов революционных будней. В рестораны ходила вся творческая интеллигенция, молодёжь и, кажется, все известные люди того времени, причём большинство проводило там почти каждый вечер. Шаляпин писал дедушке письма, когда уехал за границу, но они были уничтожены, время начиналось беспокойное.
Дедушка умер, когда маме было 13 лет, а бабушка вообще ничего никогда не рассказывала, за исключением нескольких фактов из детства (мама и я никогда не видели родственников бабушки). Дедушка спонсировал и родную деревню — дедушкины родственники рассказывали (у дедушки был сын от первой жены, сейчас остался по этой линии один правнук и 3 праправнука), что еще в 1970-е, когда приезжали в деревню, старожилы помнили рассказы своих бабушек-дедушек, что приезжал мой дедушка и привозил целый пароход еды (это когда был голод в Поволжье?). Поддержка своих и благодарность, которая помнится в поколениях, — это очень по-русски.
После НЭПа бабушка с дедушкой переехали из Москвы в Свердловск. Видимо, уже было понятно, что начинаются репрессии, поэтому дедушка с бабушкой, во-первых, развелись в Симбирске в 1928 г., во-вторых, поменяли в документах год рождения, в-третьих, отправились в Свердловск, где их никто не знал. Сына и свою первую жену дедушка тоже привёз в Свердловск, и жили они в частном доме в пяти минутах ходьбы от дедушки с бабушкой. Забрали на Урал и единственного племянника Ивана, у которого было двое детей — сын и дочь. Сестра жены, Мария Яковлевна Новикова (своих детей у неё не было), стала воспитывать дочку и еще была очень близкой подругой бабушки и дедушки. В годы войны она — подполковник железнодорожных войск и замначальника Московской окружной дороги. Первая жена дедушки (он женился, когда ему было 18 лет) была из той же деревни, очень простая женщина. Дедушка по приезду в Свердловск устроился в кочегарку на 6 месяцев и получил статус рабочего, прежние документы были потеряны — тогда ещё это утверждение проходило. У нас сохранилось фото (это фотосвидетельство, видимо, берегли): стоит дедушка в кочегарке, и, хотя он был крестьянского происхождения, но вид у него был почему-то совершенно не крестьянский или рабочий; поэтому он очень контрастировал со всеми остальными, но, видимо, это никого не смущало.