Пусть ей теперь суждено пройти до дна горечь и ужас наци-онал-патриотического унижения и противостояния с миром. Но придет новая Перестройка с новым духом свободы — и ее участникам понадобится опыт нашего Сопротивления, в том числе опыт моей погибшей идеи. Ведь нынешняя зима оставит после себя Россию еще более растерзанную, чем советская. И на что, кроме нашего опыта, смогут опереться наши наследники?
Приложение
УРОКИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
То была поистине великая в своей бессмысленности — если позволительно такое словосочетание — война (назовем ее для краткости ПМВ). До такой степени великая, что не закончилась и поныне, столетие спустя, продолжается в свирепых битвах в Сирии и в Ираке. Продолжается потому, что границы этих государств были произвольно начертаны 26 апреля 1916 (!) года в знаменитом меморандуме Сайкс-Пико, напрочь игнорировавшем непримиримую историческую вражду между суннитами и шиитами. И столетия, как видим, не хватило, чтобы разобраться в том, что наделала ПМВ.
Тогда, в 1916-м, делили — как скоро выяснилось, преждевременно — Оттоманскую империю, которой принадлежал арабский Ближний Восток. А второй урок ПМВ в том, между прочим, и состоит, что распад вековых империй обходится миру дорого — и кроваво. Насколько дорого обходится он, видим мы сегодня на примере России. Порожденная ПМВ революция 1917 не только расколола мир надвое (впоследсвии этот раскол назвали «холодной войной»), но и привела к тому, что окраины Российской империи побежали от революционного Петрограда, как от чумы. Огнем и мечом «собрали Русский мир» тогда заново по кусочкам большевики. Но швы остались. И едва закончилась холодная война, и рухнуло большевистское царство, история повторилась. И вот мы опять, столетие спустя, оказались свидетелями жестокой попытки «собрать Русский мир» заново. Едва ли многие усомнятся, что, как и в конфликте на Ближнем Востоке, имеем мы здесь дело все с тем же роковым наследством ПМВ.
Безыдейная война
Теперь о ее бессмысленности, о втором, если хотите, уроке ПМВ. За этой смертельной схваткой великих держав Европы не стояло никаких ИДЕЙ. Сплошная геополитика. Другими словами, имперские амбиции, имперские страхи, месть за давние поражения в имперских войнах. И все. Идеологии, т. е. понятного нормальному человеку смысла, ПМВ была лишена напрочь.
Могущественная Германская империя не могла, видите ли, терпеть владычества на морях своей Британской соперницы. И вообще того, что не она хозяйка Европы, что по тогдашним меркам означало — мира. Фридрих фон Бернгарди, известный немецкий геополитик, так обосновывал это в популярной книге Germany and the Next War (1912): «Либо Германия будет воевать сейчас, либо она потеряет свой шанс на мировое господство». И еще глубокомысленней — и здесь сходство с нашим современником Александром Дугиным становится неотразимым: «Закон природы, на который опираются все другие ее законы, есть борьба за существование. Следовательно, война есть биологическая необходимость».
Франция не могла смириться с горечью и позором своего поражения в 1870 году. Статуя в Страсбурге на Place de la Concorde так и стояла, задрапированная черной тканью, все эти десятилетия до 1914. Дети в школах повторяли слова знаменитого патриота Леона Гамбетты: «Не говори об этом никогда, но думай о этом всегда». Такая была имперская мечта — отомстить.
Австро-Венгерская империя боялась Сербии, за которой стояла Россия. Как объяснял кронпринцу Францу Фердинанду начальник Генерального штаба барон Конрад фон Гетценберг: «Судьба Монархии зависит от того, произойдет ли объединение южных славян под ее эгидой или под эгидой Сербии. В последнем случае сербы создадут свою империю, захватив все побережье Адриатики и навсегда отрезав Монархии выход к морю». Кронпринц обещал подумать о том, как сделать Двойственную империю Тройственной, кооптировать южных славян, обезвредив тем самым Сербию.
Для сербов это означало бы распроститься с собственной имперской мечтой о «Великой Сербии». Еще в 1908 году во время своего балканского турне П. Н. Милюков заподозрил, что Сербия готова спровоцировать европейскую войну. Общение с молодыми сербскими военными позволило ему тогда сделать два главных вывода. Во-первых, что «эта молодежь совершенно не считается с русской дипломатией». Во-вторых, что «ожидание войны с Австрией переходило здесь в нетерпеливую готовность сразиться, и успех казался легким и несомненным. Это настроение казалось настолько всеобщим и бесспорным, что входить в пререкания на эти темы было совершенно бесполезно». Попросту говоря, Россия нужна была сербам лишь как инструмент для развала Двойственной империи — и создания собственной, пусть мини-империи.