До сих пор я просто рассказывал читателю о том, что происходило в СССР в 1960-е. Но теперь мы вступаем в зону интерпретации, где у каждого читателя может быть свое, равноценное моему мнение о полемике, с новой силой разгоревшейся тогда по вопросу об ответственности, если хотите, за советскую власть в России. Рассмотрим вопрос хронологически.
В 1920-е ответ для националистической эмиграции, как видели мы в «Курилке», был однозначный: евреи виноваты («Сейчас Россия… Иудея, где правящим народом являются евреи и где русским отведена,, роль завоеванной нации»). В 30-е к этому прибавились еще «палачи с Кавказа». Но все равно инородцы, не русские, ни в коем случае не русские. С точки зрения националистов, просто не могли русские превратить страну в гигантский концлагерь и родные православные церкви — в конюшни.
Но время шло. Сталинские «чистки» и террор сработали, практически вытеснив инородцев из правящей вертикали, заперев их в туземных бантустанах, а евреев и вовсе превратив в «безродных космополитов». Символической иллюстрацией этого могла служить хоть та же листовка «И заспорили славяне», о которой вспоминал Симонов: из шестерки правителей России, представленных там, пять были к 1950-м уничтожены. Остался один Сталин, но он в качестве земного бога не имел национальности.
Так или иначе, в 60-е вчерашняя однозначность выглядела бы смехотворной. И все равно мнение Георгия Петровича Федотова было для националистов как нож острый. Рассуждал он так: «Великорусе не может этого понять. Он мыслит, мы все ответственны за большевизм, мы пожинаем плоды общих ошибок. Но хотя и верно, что большевистская партия вобрала в себя революционно-разбойничьи элементы всех народов России, но не всех одинаково. Русскими преимущественно были идеологи и создатели партии. Большевизм без труда победил в Петрограде и в Москве. Великоруссия почти не знала гражданской войны, только окраины оказали ему отчаянное сопротивление».
Но для националистов это означало бы признать нечто, по их мнению, невозможное. А именно, что советская империя — русское государство. Солженицын возражал яростно: «Бездумное заблуждение — считать русских в СССР правящей нацией. Русские — главная масса рабов этого государства». Но кто же в таком случае был в СССР правящей нацией, если исключить инопланетян и инородцев? Не знаю, как отнесутся читатели к моему аргументу, но мне кажется, что в основе солженицынского суждения лежит грубая историческая ошибка. Покажу это на примере.
В том-то и заключалось коварство традиционных континентальных империй Восточной Европы, что в то время, как их элиты правили государством, народы их несли на себе «бремя империи». Разве не оказалось, скажем, турецкое крестьянство в Оттоманской империи начала XX века «главной массой рабов этого государства»? И разве не могли тогдашние турецкие националисты сказать, предваряя Солженицына, что турецкий народ «изможден, биологически вырождается, его национальное сознание унижено, подавлено»? Едва ли, однако, стал бы кто-нибудь утверждать на этом основании, что бездумное заблуждение — считать турок в Оттоманской империи правящей нацией. Ненадежная, согласитесь, опора в серьезном споре националистическая идеология.
Но на помощь Солженицыну спешили идеологи ВСХСОН. «Составные части марксистского учения, — подсказывали они, — заимствованы из западных буржуазных теорий». А поскольку на этом, заимствованном с Запада марксизме и держится советская власть, то ясно ведь как божий день, кто на самом деле виноват во всех российских бедах. Запад — вот кто! Под пламенным пером Солженицына превратилась эта бледная канцелярская констатация в демонический «черный вихрь с Запада», вырастая в целую философию, изложенную в его знаменитом «Письме вождям Советского Союза». Вождям предлагалась сделка. Берите себе столько власти, сколько вам надо, только откажитесь от чуждого России западного наваждения, дайте русскому народу дышать и думать по-русски. Если читатель подумает, что это произвольная интерпретация, то вот, пожалуйста.
«У вас остается неколебимая власть, отдельная сильная замкнутая партия, армия, милиция, промышленность, транспорт, связь, недра, монополия внешней торговли, принудительный курс рубля… но дайте же народу дышать, думать и развиваться! Народ желает для себя одного: свободы жизни, духа и слова. Не вмешиваясь в государственную власть, он желает, чтобы государство не вмешивалось в жизнь его духа».
Не правда ли, звучит эта страстная тирада так, словно написана одной рукой? На самом деле лишь первая ее часть принадлежит Солженицыну. Вторая (начиная со слов «Народ желает») обращена была к совсем другим вождям и в совсем другие времена. Больше полутора столетий назад славянофил Константин Аксаков, тоже уверенный, что Россия порабощена западным «духом», написал царю открытое письмо, почти буквально совпадающее с тем, что предлагал вождям советской империи в XX веке Солженицын: возьмите себе самодержавную власть, только народу дайте дышать, думать и развиваться.
Увы, как свидетельствует история, там, где народ не контролирует власть, там власть контролирует народ, не давая ему ни дышать, ни думать, ни развиваться. Может быть, именно в Российской империи, по мнению Аксакова и Солженицына, дело обстояло иначе? Может быть. Но в таком случае следовало это доказать. Ибо в ином случае их обращения к вождям служили бы лишь оправданием ОТЕЧЕСТВЕННОЙ авторитарной традиции.
Общее впечатление от «смены культурного кода» в 1960-е, согласитесь, скорее тревожное. В известном смысле он как бы предрекает путинский взлет авторитарного национализма после распада советской империи. Но до этого еще далеко. Пока что мы лишь в самом начале возрождения Русской идеи в СССР.
Глава 3
ВСХСОН
Так назвала себя, как мы уже говорили, первая в постсталинский период (если не считать, конечно, эмигрантского Народно-Трудового союза — НТС) относительно крупная подпольная организация, ставившая себе целью вооруженное свержение государственного строя в СССР. Этим она решительно отличалась от либерального диссидентства, ратовавшего, как мы тоже знаем, за гражданские права. Нет сомнения, что в советских условиях и то и другое движение были утопическими. Но по разному.
Если идеалом, скажем, «Хроники текущих событий» были многопартийная система и вообще Европа, то ВСХСОН, рассматривавший Россию как отдельную от Европы православную цивилизацию и советский коммунизм как порождение западного зла, должен был. подобно всем паладинам Русской идеи, искать в качестве идеала некий «русский путь» к свободе, изобретать, если хотите, велосипед. Что они изобрели, мы видели. Теократию.
Отвергая как чуждый России «базис» западного общества — свободное предпринимательство — не жаловал, естественно, ВСХСОН и его «надстройку». Его Программа провозглашала: «Соииал-христианская государственная доктрина рассматривает как БЕЗУСЛОВНОЕ ЗЛО такую организацию власти, при которой она является призом для соперничающих партий или монополизируется одной партией. Вообще партийная организация власти неприемлема с точки зрения социал-христианства». (Выделено мной. А. Я.). Многопартийная демократия приравнивалась таким образом к однопартийной диктатуре — и отрицалась вместе с ней.
«Бердяевский кружок»
Не зря либеральные оппоненты язвительно именовали ВСХСОН «бердяевским кружком». Он действительно претендовал на «открытие» Бердяева и активно распространял среди ленинградской молодежи его не доступные при Сталине книги, написанные в эмиграции. Он даже сделал их чтение способом вербовки новых членов. И вообще Бердяев стал путеводной звездой ВСХСОН. Уже в 1992 году, отбыв 8 лет в мордовских лагерях и эмигрировав после освобождения в Италию, бывший «начальник идеологического отдела» ВСХСОН, Евгений Вагин, протестуя против «не весьма корректной реплики В. Буковского — как будто без всяких организаций полстраны не прочитало Бердяева», уже в следующей строчке признал, «что это название имело резон».
Признал и больше. А именно, что Программа ВСХСОН никакого Парламента или Думы в будущей России не предусматривала, обещая под влиянием Бердяева вместо Думы «представительство крестьянских общин и национальных корпораций — крупных союзов работников физического и умственного труда». Это из «Нового средневековья» Бердяева. Действительная проблема, иначе говоря, была не в том, что ВСХСОН присвоил себе монополию на идейное наследство этого замечательного, пусть и отчаянно противоречивого классика русской мысли XX века, но в том, что выбрал в качестве путеводителя самую неудачную и самую реакционную его книгу (Вагин, впрочем, называет ее, «самой глубокой и блестящей»).