Выбрать главу

Ход Конгресса подтверждал первое впечатление. Речи организаторов зал слушал недоверчиво, напряженно. Оживился он, лишь когда на сцене появился вице-президент. Присутствие Руцкого было необычайно важно для организаторов. Оно служило гарантией, что не какие-то никому не известные вчерашние демократы, но сам верховный патриот страны готов возглавить нарождающееся движение просвещенного патриотизма.

Говорил Руцкой, правда, неуверенно, сбивчиво. Спичрайтеры, писавшие его доклад, явно не рассчитывали на эту наэлектризованную аудиторию, ожидавшую, казалось, скорее призыва к оружию, нежели академических экзерсисов. Зал заскучал. Но лишь до момента, когда оратор сделал роковую ошибку. Положившись на организаторов Конгресса, Руцкой, по-видимому, решил, что и впрямь попал в общество просвещенных патриотов и употребил вполне невинный — по меркам такого общества-оборот: «Национал-шовинизм, коричневый экстремизм должны уйти в прошлое. Им не место в патриотическом движении».

А. В. Руцкой

И-зал взорвался топотом тысяч ног. Он дружно протестовал против нанесенного ему оскорбления. Руцкой говорил с патриотами на чужом, демократическом языке. Напрасно метался по сцене растерянный Аксючиц, призывая «уважать вице-президента», «уважать Россию». Зал не дал Руцкому закончить доклад. «В Тель-Авиве выступай с такими речами! — неслось ему вдогонку, — в синагоге!».

Летописец объяснил скандал впоследствии тем, что в зал неизвестно как пробралось много провокаторов-«памятников» и кричали они. Но он явно не присутствовал на этом Конгрессе. Потому что и после того, как охрана выпроводила самых дерзких крикунов, зал разразился точно такой же истерикой, когда заместитель Аксючица в РХДД Глеб Анищенко неосторожно обронил, что «шовинизм и национал-социализм являются большевистской тенденцией, опасной для патриотического движения». Такой же вопль: «Убирайся в Израиль!», «Иуда!»-потряс «Россию». Задуман был Конгресс, повторю, как демонстрация «просвещенного национализма».

***

Казалось бы, столь разочаровывающий опыт должен был заставить «перебежчиков» — все-таки интеллектуалы-задать самим себе некоторые вопросы. Например, такие. А что если Федотов был прав, когда писал, что просвещенной ненависти не бывает? Что если патриотизм, т. е. любовь к отечеству, не может быть «просвещенным» или «непросвещенным»? Как всякая любовь, он либо есть, либо его нет. И если так, то по пути ли им с этим кипевшим ненавистью залом? И вообще с прохановским реваншизмом, ставящим каторжную империю выше свободы и мессианство выше прав человека? Короче говоря, с «патриотическим» движением, в котором патриотизмом и не пахло? Одна этикетка, да и та заимствованная у либералов?

  Но нет, не задали себе «перебежчики» никаких вопросов. Все осталось после злополучного Конгресса, как было до него. Разве что от генеральских своих замашек им пришлось отказаться. И «партизанская» структура оппозиции не упростилась, а усложнилась. Порядка в ней больше не стало. Тем более что к «белым», «красным» и «коричневым» ее отрядам прибавился отряд «перебежчиков». Отныне «патриоты» станут искать ЛИДЕРА, способного действительно навести порядок. Мы еще увидим, к чему это привело.

Глава 7

КТО РАЗВАЛИЛ СОЮЗ?

Читатель помнит, я надеюсь, что у меня всю дорогу есть постоянный, так сказать, сопровождающий, своего рода «патриотический» патруль, с которым я всегда сверяю свои интерпретации событий. Все-таки работаю я на его, национал-патриотической, территории («Русская идея» — его вотчина, и я в ней гость). Объясню почему.

Очевидно, казалось бы, что патриотизм как интимное ЧУВСТВО «любви к отеческим гробам» (Пушкин), подобно, скажем, любви к детям или к родителям, ни в каких дополнительных определениях не нуждается. И ни с каким властным режимом не связан: любят родину, как и родителей, при любом режиме… Выяснилось, однако, что стоит прибавить к патриотизму определение «национал», и он тотчас превращается из интимного чувства в синоним ГОСУДАРСТВЕННОЙ ИДЕОЛОГИИ, преданности режиму (как правило, сегодняшнему, порою, впрочем, и вчерашнему или, как в случае славянофилов, даже позавчерашнему). Одним словом, в национализм. Иначе говоря-из любви в ненависть. Ибо, еще раз повторю за Г. П. Федотовым, «ненависть к чужому-не любовь к своему — составляет главный пафос современного национализма». Но так уж повелось в России с чаадаевских времен, что националисты присвоили себе чужое имя патриотов, так и живут с тех пор с подложным паспортом.

Уваровские «государственные патриоты» 1830-40-х, славянофилы 1850-60-х, панслависты 1870-1910-х, Русская партия советских времен, постсоветские реваншисты — все, о ком я так подробно писал в первой и второй книгах «Русской идеи» и пишу в третьей, — неизменно считали, и считают, себя «патриотами», а нас, патриотов, русских европейцев-«не нашими», потом космополитами и, наконец, пятой колонной Запада. Я думаю, эта терминологическая подмена, закрепившаяся в массовом сознании и ставшая, говоря языком Ленина, «материальной силой», — самая значительная победа русских националистов за последние столетия. И если уж такие гранды отечественной мысли, гордость России, как Петр Яковлевич Чаадаев, Владимир Сергеевич Соловьев, Георгий Петрович Федотов, ничего не смогли с этим поделать, то мне это и подавно не под силу. Потому и признаю себя гостем на территории «Русской идеи».

Так или иначе, с моим сопровождающим (я назвал его, как помнит читатель, «летописцем реванша») познакомились мы еще во второй книге, и продолжали знакомиться в третьей. И все-таки считаю я своей обязанностью время от времени напоминать читателю, что выбрал я в «патрульные» не кого попало с реваншистской улицы, но единственного ее профессионального историка — Сергея Викторовича Лебедева, доктора философии, одним словом мэтра национал-патриотиче-ской литературы. Пишем мы с ним об одном и том же, только интерпретируем по-разному.

В принципе с его интерпретациями читатель знаком. Напомню лишь, что Горбачев для него «президент-резидент» западных спецслужб, Российская Федерация — «окровавленный обломок исторической России», разрушитель Союза-Ельцин, пролог российской трагедии — Перестройка (поскольку «к середине 1980-х СССР был крепок, как никогда»), а первый шаг к его развалу — Декларация о суверенитете этого самого «обломка». Цитирую: «12 июня 1990 года Верховный Совет РСФСР принял восхитительную по своему идиотизму резолюцию о государственном суверенитете той половины исторической России, которая именовалась Российской Федерацией. Это и был первый шаг к распаду исторической России». Напомню, что «идиотами» назвал летописец подавляющее большинство, 907 депутатов Верховного Совета, проголосовавших за Декларацию («против» голосовало 13).

О том, крепок ли был к середине 1980-х СССР, мы уже говорили довольно подробно (см. главу третью «Кому нужна была Перестройка»), о Горбачеве и Перестройке тоже, о Ельцине как о главном «разрушителе исторической России» еще поговорим. Но начнем с главного, с того, что не дает, как видим, покоя летописцу, точно на этот раз отражающему переживания своей возбужденной реваншистской аудитории, с того, что же такое эта загадочная «историческая Россия» (она же «Русский мир»)? Попробую показать на примере, наиболее для нашего случая подходящем.

Выбор Ататюрка

Не все знают об «исторической Турции». Для начала достаточно сказать, что она-была. И что противники Мустафы Кемаля, больше известного как Ататюрк, турецкие национал-патриоты, переживали за судьбу этой громадной, сопоставимой по своей территории разве только с Российской империей Оттоманской Турции, точно так же, как переживают сегодня их русские, так сказать, единомышленники за свою утраченную державу.

Она и впрямь была необъятна и грозна, эта евразийская империя, сверхдержава ХУ-ХУ1 веков. Достаточно перечислить тогдашние ее владения, чтобы в этом не осталось сомнений. Современные Тунис, Алжир, Ливия, Египет, Судан-в Африке, весь Ближний Восток, включая теперешние Саудовскую Аравию, Йемен, Израиль, Ливан, Сирию, Ирак-в Азии, почти весь Балканский полуостров, включая Грецию, Сербию, Боснию, Македонию, и, между прочим, Крым и Причерноморье — в Европе, это все была она, «историческая Турция». И усугублялось ее величие еще тем, что турецкий султан был до самого 1922 года халифом, главою всех мусульман мира.