Непримиримые
Эти тоже, как мы сейчас увидим, готовились к «мартовским идам». Они-то с самого начала рассматривали октябрьское торжество ФНС как свое собственное. И были уверены в том, что смогут использовать анти-ельцинский бунт депутатов как легальное прикрытие своей «национальной революции». И в том, что в решающий момент сумеют перехватить у них власть. Документальных свидетельств тому больше чем достаточно. И все они были пронизаны верой в близость СВОЕЙ, а не депутатской, победы.
Первый в 93-м номер газеты День открывался «Новогодним словом» главного редактора. Проханов писал: «Год, в который мы шагнули, запомнится нам как год потрясений и бурь, год сопротивления и победы, физической, во плоти, ибо победу нравственную мы уже одержали». В начале февраля День отдал целую полосу репортажу с первого заседания «теневого кабинета-93». «Стремительно надвигается новая схватка, пик которой придется на март-апрель, когда перегруппировка политических сил завершится. Экономика будет разрушена, продовольственные запасы израсходованы, — брал быка за рога анонимный премьер-министр. — Я предлагаю разработать рекомендации для оппозиционного движения на нынешний час и на то недалекое время, когда оппозиции придется нести бремя власти в разоренной, охваченной беспорядками России».
Тон главного рупора реванша становился агрессивнее — (и, честно сказать, нелепее) — из номера в номер. Вот «секретная стенограмма беседы Ельцина с президентом Бушем в Москве». И комментарий: «Янки получили право убивать россиян и ставить на них эксперименты». Вот монолог генерала Филатова, министра иностранных дел в еще одном теневом кабинете («Русской партии»): «Народ больше не просит хлеба, он требует пулеметов».
Картина, думаю, ясная.
Депутаты
Теперь 1а§ 1 Ьпуагс! к весне. В общих чертах план депутатов я угадал. На VIII съезде Ельцина избивали почище, чем в 1987 году на знаменитом пленуме ЦК КПСС, — оскорбительно, лихо, чуть не матом. На IX взорвали свои «бомбы» Руцкой и Зорькин, 28 марта проголосовали импичмент. Все шло по плану. И вдруг — просчет. «За» импичмент голосовало 467 депутатов. Много. Но до двух третей, необходимых для импичмента (517), не хватило 50 голосов. Страна могла перевести дух (депутаты настаивали, чтобы все это передавалось по телевидению). Многие вздохнули с облегчением. Говорили, что были заготовлены проскрипционные списки. Не знаю, правда ли, но Гайдар, например, по собственному его признанию, опасался 28 марта ареста. Но-миновало. Что теперь, однако?
Теперь пришлось соглашаться на референдум. Президент настаивал, чтобы в него был включен также вопрос о доверии депутатам (вся их залихватская ругань дала, как ни странно, обратный эффект, рейтинг Ельцина поднялся, рейтинг депутатов упал). Но депутаты, в свою очередь, потребовали включить в референдум убийственный, по их мнению, для Ельцина вопрос: «Одобряете ли вы социально-экономическую политику президента?». Как говорили в мое время студенты, «вопрос на засыпку». Сошлись на том, чтобы включены были оба вопроса.
Удивительно ли после этого, что депутаты были уверены: референдум у них в кармане. «Ельцин не выиграет референдум, — писал известный нам Михаил Астафьев, — даже если его сторонники попытаются подтасовать результаты голосования. Если же Ельцин откажется признать результаты голосования, депутаты вновь прибегнут к процедуре отрешения от должности». Вице-спикер Верховного Совета Юрий Воронин уверял Попцова: «Президент проиграет, это однозначно». «А если выиграет?»-пробовал возражать Олег Максимович. Над ним посмеялись: «Да ты что? Это же невозможно!»
Но тут произошло неожиданное. «Я увидел перед собой, — рассказывает Олег, — разбуженного президента, отца нации, нацеленного на действия решительные, как в августе 1991 года». Ельцин лично возглавил знаменитую кампанию «да-да-нет-да», где третьим вопросом в референдуме было доверие к депутатам. И оказалось — оно ниже низкого. Политика президента собрала больше 50 %. «Президент выиграл нокаутом», — сказал об итогах референдума С. А. Ковалев.
Разочарование
Совсем другую реакцию, понятно, вызвало поражение депутатов в лагере непримиримых. Уже на следующий день после референдума День писал: «Сколько у нас было надежд на Союз гражданских и патриотических сил, на Русский национальный собор, на Фронт национального спасения! Но — увы. Надежды не оправдались. Нужны ли и впрямь нашей стране все эти телевизионно-опереточные представления, называемые Съездом народных депутатов, если пользы от них ни на грош?» А знакомый нам еще по советским временам журнал Молодая гвардия и вовсе направил против Съезда отравленные стрелы, обычно приберегаемые для демократов: «Съезд взяла под контроль тайная агентура». Лимонов, конечно, опять завел свою старую шарманку про «национальную революцию», вопиял: «Старые методы оппозиции не годятся. Ясно, что не помогут уже ни Фронты, ни Соборы».
Но даже серьезные аналитики непримиримых, как Александр Бородай и Григорий Юнин, соглашались: «Демороссы из президентских структур и театрально противостоящая им группа их коллег, вдруг опознавшая себя как «партию Советов», вовлечены в ИСКУССТВЕННО ИНСЦЕНИРОВАННОЕ (выделено авторами-А. Я.) соперничество». А еще более радикальный Вадим Штепа добавлял: «Мы стали заложниками эрзац-государственности и эрзац-политики».
Да, разочарованные двойным-с импичментом и с референдумом-поражением депутатов непримиримые беспощадно высмеивали «политиков в жилетках», как презрительно прозвал их Проханов. Но куда без них? С надеждой на военный переворот они распростились давно. Проханов объявил веру в генералов химерой. «Не оказалось государственно мыслящей элиты в армии, среди генералов, по-совиному молчавших на съездах, шесть лет безропотно уступавших военную мощь державы, послушно склоняя шеи перед легковесными, как пузырьки, реформаторами и принимая из их рук отставку, домашние шлепанцы и колпак».
Пробовали и сценарий революции снизу. Устраивали то «марши пустых кастрюль», то многотысячные митинги-12 января, 9 февраля, 23 февраля, 17 марта 92-го-с требованиями восстановить державу и вернуть ленинские Советы. Провоцировали всеобщую забастовку. Но — не получалось. Не поднимался рабочий класс на защиту Советов. Надоели.
И, что хуже, массовое движение было тотчас монополизировано коммунистами. Черно-золотистые знамена «белых» тонули в море красных флагов. «Белые» забили тревогу. «Коммунисты, — писал Николай Лысенко, — опять выдвигаются на первый план. Их лозунги просты и понятны: быстро сделаем, как было раньше. И народ может за ними пойти, забыв про все преступления коммунистов у власти». И что тогда будет с «красно-белой» оппозицией? По всему выходило, что при всех их слабостях более надежных союзников, чем «политики в жилетках», у непримиримых не было.
После референдума
На депутатском фронте, между тем, все было без перемен. Если не считать того, что в августе большая группа литераторов, иные с неоспоримым авторитетом в обществе, обратилась к президенту с требованием «не позднее осени текущего года провести досрочные выборы высшего законодательного органа страны». Интеллигенция окончательно отвернулась от ВС. А так — лето, время отпусков. Власти пребывали в состоянии «развода». Ни один из проектов Конституции утвержден не был. Страна как бы застыла в ожидании неизвестно чего.
Тучи начали сгущаться лишь 19 августа, в день второй годовщины путча, когда президент сказал: «Я перед выбором-либо реализовать волю народа, выраженную на апрельском референдуме, либо позволить Верховному Совету дестабилизировать обстановку в обществе». Говорил спокойно, как бы раздумывая, но намекнул, что «сентябрь может быть горячим». В ответ ВС заявил, что ни о какой новой конституции не может быть и речи: «Мы внесли 20 поправок в старую, этого больше чем достаточно». Одна из их поправок давала ВС право «по собственному усмотрению решать любой вопрос в пределах РФ». Общий их смысл сводился к тому, что Советы (и в первую очередь, конечно, главный из них — Верховный Совет) являются единственной законной властью в стране.