И что не менее важно, под покровительством монгольских царей РПЦ стала несметно богата, она завладела более чем третью всех пахотных земель, главным тогдашним богатством страны. И во всех ее владениях вручалось ей верховное право управления и суда: «А знает в правду и право судит и управляет люди своя, в чем ни буди: и в разбое, и в татьбе, и во всяких делех ведает сам митрополит, один или кому прикажет». Поистине Церковь оказалась государством в государстве. Причем процветающим «государством» в изнасилованной, испохабленной стране.
А теперь попробуйте вообразить эту ограбленную, униженную, голодную страну и вознесшуюся над всем этим срамом сытую, самодовольную Церковь, переживающую поистине золотой век, — и вы увидите одно из главных последствий ордынского ига. Еще важнее, однако, что никогда на протяжении столетий и не подумала церковная иерархия покаяться в этом страшном грехе. Ну, хотя бы в том, что ее колаборантство с завоевателями затянуло чужеземное иго еще, по крайней мере, на четыре-пять поколений.
Другие последствия
Вот еще одно. Русь пропустила эпоху европейского Возрождения (Ренессанс), к которому в киевско-новгородское времена была культурно вполне готова. Она была тогда органической частью Европы — на протяжении почти трех веков. Была в Европе своей. Ярослав Мудрый (это середина XI века) был женат на дочери шведского короля. Трех своих сыновей поженил на европейских принцессах, а трех дочерей выдал замуж за королей Норвегии, Венгрии и Франции. Анна Ярославна, супруга Генриха I, после его смерти в малолетство своего сына была правительницей Франции. Ярослав предоставлял политическое убежище европейским принцам, изгнанным из своих земель, — из Норвегии, из Венгрии, даже из Англии (четвертая его дочь была английской принцессой).
Историк Владимир Вернадский подсчитал, что после Ярослава Мудрого пять русских матримониальных союзов было заключено с королевским домом Богемии (нынешней Чехии), шесть — с королевским домом Венгрии, одиннадцать — с королевскими домами Германии (включая Евпраксию Всеволодовну, императрицу Священной Римской империи). И, по меньшей мере, пятнадцать браков с королевским домом Польши. Вот это и значило в ту пору быть в Европе своей.
Иго разрушило эту культурную общность. Когда в Падуе и в Праге открывались первые университеты, когда писали Данте, Петрарка и Боккаччо, Русь лежала обескровленная под варварским игом. «Татаре не мавры, — объяснил нам Пушкин, — они не оставили нам ни Аристотеля, ни алгебры». Какой уж там Данте! Какие университеты!
Но, пожалуй, самым тяжелым последствием ига, хотя и косвенным, был крах русской церковной Реформации. В отличие от Северной Европы, в Москве, тоже северном тогда государстве, она была подавлена. И обернулось это для ее крестьянства тотальным трехсотлетним рабством.
Нестяжатели
Вассиан Патрикеев был одним из самых выдающихся публицистов нестяжательства — реформаторского движения XV–XVI веков. Вот как обличал он церковную иерархию, разжиревшую от милостей монгольских царей: «Испытайте и уразумейте, кто от века из воссиявших в святости и соорудивших монастыри заботился о том, чтобы приобретать села? Кто молил царей и князей о льготе для себя или об обиде для крестьян? Кто имел с кем-нибудь тяжбу о пределах земель? Или мучал бичом тела человеческие? Или облачал их оковами? Или отнимал у братьев имения?»
Дальше Вассиан подробно перечислял «наших руссийских начальников монашества и чудотворцев» — Антония и Феодосия Печерских, Дмитрия Прилуцкого, Сергия Радонежского, — которые «жили в последней нищете, так, что часто и дневного хлеба не имели. Однако монастыри не запустели, а наполнялись иноками, которые трудами рук своих и в поте лица ели хлеб свой».
Нестяжатели предлагали Церкви то же самое, что два столетия спустя ей предложила Екатерина Великая: хотите иметь монастырские земли — имейте, но ровно столько, сколько ваши иноки могут обработать сами, никого не эксплуатируя. Вассиан призывал к простоте доордынских нравов, к безнадежно потерянным в Орде нравственным ценностям Церкви. И ссылался он на тех «начальников монашества», кто считал эксплуатацию чужого труда смертным грехом и ересью.
Один из самых грозных для иерархии сигналов прозвучал в 1380 году, когда Дмитрий Донской, собираясь на битву с монголами, благословения просил не у митрополита и не у официального клира, а у Сергия Радонежского — одного из самых авторитетных их противников внутри самой Церкви. Так, во всяком случае, гласит легенда. Именно под влиянием таких подвижников, надо полагать, и переменила, в конечном счете, иерархия фронт, присоединилась к тем, кто боролся против завоевателей.
Между концом XIV века (когда Дмитрий Донской общался с Сергием Радонежским) и началом XVI (когда писал Вассиан Патрикеев) в России и в Европе одновременно развернулось мощное движение церковной Реформации. Российское нестяжательство, начавшись с отшельников, с «заволжских старцев», выросло в сильное политическое движение, обрело таких авторитетных лидеров, как Нил Сорский и «мудрейший из мудрых» Максим Грек. Оно угрожало отнять у иерархии ее главное земное богатство — крестьян. Ибо что стоила земля без крестьян?
Юрьев день
Это две недели до и после 26 ноября, когда крестьяне могли по закону покидать своих лендлордов. Введение Юрьева дня — это все, чего сумел добиться Иван III Великий, первостроитель Московского государства, борясь с иерархией, жаждавшей «закрепить» крестьян навечно. Великий князь, как и нестяжатели, полагал, что Церкви подобает быть пастырем народным, а не землевладельцем, ростовщиком и эксплуататором чужого труда. И тем более «не мучить бичом тела человеческие и не облачать их оковами», говоря языком Вассиана. В 1503 году он попытался решить дело лобовой атакой, просто отнять у монастырей земли. Но хитра, как лис, и богата, как Крез, была иерархия, богаче новорожденного государства. Не вышло. Подробности в трилогии.
Так или иначе, согласно его судебнику 1497 года, никто в стране не имел права «закрепить» крестьянина навсегда — ни помещики, ни монастыри. И с этого времени отмена Юрьева дня стала знаменем всех ретроградных элит страны. А борьба за его сохранение — священным долгом реформаторов-нестяжателей. Здесь не место для подробностей этой затянувшейся на поколения борьбы. Скажу лишь, что иерархия мобилизовала все свои ресурсы. И преуспела.
Нестяжатели были обвинены в ереси «жидовства» и сосланы в отдаленные монастыри. Юрьев день отменен. На три последующих столетия крестьянство оставалось в крепостной кабале. Парадокс в том, что благодаря иерархии Россия, не пережив Реформацию, оказалась в плену Контрреформации. Ближайший результат был такой.
«Еллинские борзости»
Если европейское Возрождение Русь пропустила из-за ордынского ига, то европейскую Реформацию она пропустила, как мы видели, по вине вполне отечественной наследницы Орды. Наступило то, что Василий Осипович Ключевский называл «затмением вселенской идеи». Церковь с ее, по выражению того же Ключевского, «русским богом, никому более не принадлежащим и неведомым», отрезала Русь от Европы. Результатом были такие школьные прописи: «Если спросят тебя, знаешь ли ты философию, отвечай: еллинских борзостей не текох, риторских астрономов не читах, с мудрыми философами не бывах». К этому добавлялось, что «богомерзостен перед Богом всякий, кто любит геометрию, а се душевные грехи — учиться астрономии и еллинским книгам».
Удивляться ли после этого, что, как я уже писал, оракулом Московии в космографии считался Кузьма Индикоплов, египетский монах VI века, полагавший землю четырехугольной. Это в эпоху Ньютона, после Коперника, Кеплера и Галилея. Называлось это государство, возникшее в результате победы контр-реформаторов-иосифлян и диктатуры Ивана IV, Московией.