Чертой, какую Русская Правда проводит между уголовным преступлением и гражданским правонарушением, служит денежное взыскание в пользу князя за первое. Значит, если Русская Правда и понимала ответственность за преступление и даже не только перед потерпевшим, но и перед обществом в лице князя, то ответственность только внешнюю, материальную, без участия нравственного мотива.
Правде, впрочем, не чужды и нравственные мотивы: она отличает убийство неумышленное, «в сваде» или «в обиду», от совершенного с заранее обдуманным намерением, «в разбое», преступление, обличающее злую волю, от правонарушения, совершенного по неведению, действие, причиняющее физический вред или угрожающее жизни, например отсечение пальца, удар мечом, не сопровождавшийся смертью, хотя и причинивший рану, отличает от действия менее опасного, но оскорбительного для чести: от удара палкой, жердью, ладонью или если вырвут усы или бороду, и за последние действия наказывает пеней вчетверо дороже, чем за первые; она, наконец, совсем не вменяет действий, опасных для жизни, но совершенных в случае необходимой обороны или в раздражении оскорбленной чести, например удара мечом, нанесенного в ответ на удар палкой, «не терпя противу тому». Здесь прежде всего закон дает понять, что оказывает усиленное внимание к чести людей, постоянно имеющих при себе наготове меч, т. е. военно-служилого класса, так что это внимание является не правом всех, а привилегией лишь некоторых.
Древняя основа и позднейшие наслоения. Потом, эти тонкие различения оскорблений по их нравственному действию едва ли не внесены в Правду позднее, так как другая статья ее назначает за удар жердью и по лицу (рукой) простую, не четверную пеню. Это — новый слой юридических понятий, ложившийся на древнюю основу права, воспроизводимого Правдой, и можно заметить, с какой стороны наносился этот слой. К тому же новому слою относится и осложненная кара за наиболее тяжкие преступления: за разбой, поджог и конокрадство преступник подвергался не определенной денежной пене в пользу князя, а потере всего имущества с лишением свободы. Мы уже знаем, что еще при князе Владимире за разбой взималась денежная пеня, как за простое убийство, замененное, по совету епископов, «казнью», т. е. потоком и разграблением.
Эта древняя основа обличается тем, что пеня за татьбу в случае несостоятельности татя заменялась повешением: гривна кун служила единственной понятной меркой не только чувства чести, но и самой жизни человека. За все остальные преступные деяния, кроме трех упомянутых, закон наказывал определенной денежной пеней в пользу князя и денежным вознаграждением в пользу потерпевшего. Княжеские пени и частные вознаграждения представляют в Русской Правде целую систему; они высчитывались на гривны кун. Мы не можем определить тогдашнюю рыночную стоимость серебра, а можем оценить лишь стоимость весовую. В XII в. серебро было гораздо дороже, чем теперь. Политико-экономы рассчитывают, что теперь нужно, по крайней мере, вчетверо больше серебра, чем до открытия Америки, чтобы купить то же самое. Если фунт серебра оценить, скажем, рублей в 20, то гривна кун в XI и в начале XII в. по весу металла стоила около 10 рублей, а в конце XII в. — около 5 рублей. За убийство взималась денежная пеня в пользу князя, называвшаяся вирой, и вознаграждение в пользу родственников убитого, называвшееся головничеством. Вира была троякая: двойная в 80 гривен кун за убийство княжего мужа или члена старшей княжеской дружины, простая в 40 гривен за убийство простого свободного человека, половинная или полувирье в 20 гривен за убийство женщины и тяжкие увечья, за отсечение руки, ноги, носа, за порчу глаза. Головничество было гораздо разнообразнее, смотря по общественному значению убитого. Так, головничество за убитого княжего мужа равнялось двойной вире, головничество за свободного крестьянина 5 гривнам. За все прочие преступные деяния закон наказывал продажею в пользу князя и уроком за обиду в пользу потерпевшего.