Укажу узловые моменты событий, о которых необходимо сказать. Не буду касаться вопроса об истории раскола на католиков и православных, истории, связанной с Флорентийской унией, но скажу о том, что было в XVI–XVII веках, что затрагивало русские интересы.
Отношения с Литвой в XVI веке были очень не простыми. Из Литвы на Русь уезжало немало православных людей, которые терпели там притеснения от католиков. Часто эти люди были весьма богатыми и владели большими землями. Таким образом их земли присоединялись к нашему государству, и российское правительство это всячески поощряло. Создавался своеобразный прецедент, а когда эти земли не могли войти в состав русского государства, то население там оставалось православным и не утрачивало связей с Россией. Но вследствие политики Ивана Грозного, когда начался опричный террор, возник обратный процесс: спасая свои головы, люди бежали в Литву. Они готовы были на что угодно, только бы ноги унести, и их можно понять. Литва усиливалась за счет такого притока людей из России. Достаточно вспомнить, что даже первопечатник Иван Федоров вынужден был уехать из Москвы. И если первая книга — московский «Апостол», то точно такая же выходит во Львове. Почему он там оказался? Мы не знаем подробностей, но отъезд его был вскоре после выхода московского «Апостола», а это совпадает по времени с началом опричнины.
Это очень показательно: политика Ивана Грозного ослабила в значительной степени позиции православного народа на литовско-польских территориях. Дальше Люблинская уния 1569 года практически стирает различия между Литвой и Польшей, а раз так, то земли, населенные православным русским населением, которые традиционно считались в составе Литовского княжества, начинают испытывать особенно сильный гнет со стороны Польши и католиков.
Один из героев Голсуорси произносит фразу: «Религия ужасно разжигает страсти». К сожалению, это бывает, хотя на самом деле так не должно быть. В Польше подобная угроза существовала всегда: раз ты поляк, значит ты католик; раз ты католик, то ты можешь быть только поляком. Это странно звучит для православных, которые никогда не стремились никого затаскивать в свою веру насильно. Но тем не менее там это произошло, и вот русское население начинает испытывать гнет не только национальный, но и религиозный, еще более страшный и тяжелый.
Дело тем не менее не движется, потому что простое население упорно держится за свои традиции. И тогда в головах иезуитов созревает мысль о том, что нужно создать своеобразное переходное состояние. Они убеждаются, что просто перекрестить людей из Православия в католичество нет никакой возможности. Тогда надо делать это постепенно, и вот таким переходным этапом должна быть уния, когда будет сохранен православный обряд, но внесена католическая догматика. Это чисто искусственное измышление, абсолютно не жизненное, тем не менее нашло горячих адептов, и творцом унии можно считать вполне обоснованно того самого короля Сигизмунда, от которого было так много неприятностей для России в Смутное время.
В конце XVI века в Бресте западнорусские архиереи, практически все без исключения, кроме двух человек, провозглашают унию. Они говорят от лица всего населения, всей Церкви; они заведомо лгут, {стр. 102} потому что никто им не давал таких полномочий, но они делают то, что нужно католической Польше. Если бы Сигизмунд и вообще поляки думали бы о цельности и могуществе своего государства, то ничего подобного бы не сделали, потому что они таким образом сеяли семена будущих раздоров и бунтов, они сеяли тот ветер, который породил ураган, способствовавший в известной степени уничтожению Польши как государства в XVIII веке. Но об этом никто не думал. Маниакальная идея искоренить Православие господствовала в умах польских правителей, и они всеми способами, вполне в духе своих учителей иезуитов, шли к этой цели.
Что происходит дальше?
Население хочет оставаться православным, иерархия насаждает унию, эту унию поддерживает католическая церковь, иезуиты, ее поддерживает королевская власть, причем не просто материально. Конфисковываются православные храмы и создаются униатства, конфисковывается имущество, арестовываются православные священники — т. е. происходит самое настоящее гонение на Православную Церковь. Между прочим, именно тогда и возникает на Украине то отвратительное явление, которое потом так широко распространится. В тех случаях, когда не хватало униатов, конфискованные церкви отдавали в аренду евреям, которых в Польше было довольно много. И таким образом православный священник за пользование храмом должен был платить аренду хозяину-еврею. Часто храм превращается в трактир, зафиксированы случаи, когда из конфискованного церковного облачения шьются юбки для трактирщиц. Возникает явление, которое мы называем антисемитизмом, которое укоренится на Украине и даст ужасные всходы, получит огромное распространение. И когда Малороссия войдет в состав России, то именно на этих территориях и будет процветать антисемитизм, который Запад впоследствии станет приписывать всей Великороссии, хотя у нас ничего подобного никогда не было, нет и, даст Бог, не будет.
Так вот, получается следующая картина. Польское государство было неоднородным в национальном отношении (поляки, литовцы, хотя и имеющие одинаковые права, украинцы, или малороссы) плюс религиозный элемент: католицизм, униатство и Православие. Как известно, сила любого организма, и государства в том числе, в его единстве. Поляки сделали все, чтобы это единство уничтожить.
Начинается борьба, с одной стороны, католиков и униатов против Православия, с другой стороны, борьба православных за выживание против католиков и униатов. В это время возникают братства — добровольные объединения вокруг приходов и монастырей, где все стараются принести пользу друг другу, работают на общее дело и помогают в каких-то частных случаях. При братствах возникают типографии, школы, больницы. Поскольку в Польше существовал довольно любопытный обычай (все-таки она была страной аристократической, и королевская власть была выборной) — там существовали определенные свободы, и братства могли печатать то, что считали нужным. Поэтому защита интересов Православия могла быть публичной. Пусть суды все решают не в пользу православных, пусть идет открытое гонение, пусть конфисковывают храмы, но опубликовать полемическую книгу, текст, просто издать религиозную литературу можно (если, конечно, есть связи).
Огромную роль на землях, которые в этот момент уже принадлежали Польше, играло казачество. Об истории его, о том, как формировалось это своеобразное сословие, хорошо сказано у С. М. Соловьева. Это были беглые люди, которые уходили от непосильных налогов, от крепости к земле; люди, которые совершили какое-то преступление и не хотели нести ответственности. Короче говоря, это были энергичные люди, способные на многое, которые уходили на окраины русского государства, где была более или менее вольная жизнь, и служили часто в войске, но в войске нерегулярном. Их использовали для охраны границ, несения сторожевой службы.
Казачество в Малороссии состояло как бы из двух частей: казаками считали себя просто очень многие жители деревень, хуторов; поскольку они мыслили себя людьми вооруженными, они объединялись в какие-то команды, но представляли собой достаточно анархическую силу. Но было еще и регулярное казачье войско, так называемые реестровые казаки, которые числились на службе у польской короны. Эти казаки сами по себе представляли серьезную силу, потому что были хорошо организованными. Казачьим войском командовал гетман (от немецкого Hauptmann — атаман, капитан), во главе стояли старшина, войсковой судья, войсковой писарь, полковники. Казаки были переписаны и обязаны были служить польской короне. В основном их использовали для борьбы против Турции. Особенностью казачьего войска было то, что все оно было сплошь православным. И когда на православных началось гонение, то именно казаки объявили себя защитниками православной веры.