Третий Шувалов – Александр Иванович – хотя и очень быстро сделал свою карьеру, но не проявил ни особенного ума, ни особых способностей. Он был начальником Тайной канцелярии, которая при Елизавете почти бездействовала, почему был незаметен и начальник ее.
Внешней политикой при Елизавете управляли три государственных канцлера: князь Алексей Михайлович Черкасский, граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин и граф Михаил Илларионович Воронцов. Первый был совершенно неспособный и недалекий человек, сделавший свою карьеру той ролью, какую случайно сыграл при восстановлении самодержавия Анны. О его личности и неспособности ходили анекдоты, он был очень нерешителен, самую простую бумагу, требовавшую его подписи, он прочитывал по нескольку раз, брал перо, чтобы ее подписать, и оставлял его, и в конце концов бумага не получала подписи, ибо князь Черкасский боялся ее. Значение его было ничтожно и в делах, и при дворе. Он умер в начале царствования Елизаветы (1742), так что о нем мало приходится упоминать в обзоре ее царствования.
Внешнюю политику определил своим направлением преемник Черкасского – А.П. Бестужев-Рюмин, стоявший во главе русской дипломатии с 1742 по 1757 год. Это был человек времени Петра Великого, бесспорно умный и способный, по тому времени удивительно образованный и, что называется, на все руки. По натуре он практический деятель, что же касается моральной его физиономии, то она не совсем ясна – на этот счет есть несколько мнений. Некоторые полагают, что он был очень честный. Несмотря на то что он не стеснялся принимать подарки, подкупить его было невозможно. Когда Фридрих II задумал дать ему подарок (узнав, что Бестужев берет таковые от Австрии), то убедился, что прусскими деньгами нельзя ни задобрить, ни купить Бестужева. Он был, несомненно, истинным патриотом и ни за что не подался бы на сторону Пруссии, которую считал опасным соседом. В 1708 году он был отправлен Петром за границу и приобрел там солидное и разностороннее образование – был химиком, медиком и дипломатом. С 1712 года он был на дипломатической службе при разных дворах, жил в Германии, Англии, Дании, Голландии и хорошо ознакомился с положением политических дел в Европе. Он сознательно относился к политической системе Петра Великого и в то же время усвоил основной принцип всех держав той эпохи – стремление к политическому равновесию. Его дипломатическая программа была следующая: с одной стороны, система Петра Великого, с другой – заботы о поддержании равновесия. Служебная карьера ему долго не удавалась. После Петра он был в немилости, и только приверженность к Бирону выдвинула его, как мы видели, в 1740 году на должность кабинет-министра. Он снова, однако, пал при свержении Бирона и выдвинулся вполне только при Елизавете.
На Бестужева как на политического деятеля смотрят различно. Одни в нем видят деятеля без программы, другие, напротив, находят в Бестужеве удачного ученика Петра и здравого политика. Соловьев и Феоктистов основательно признают за Бестужевым крупные дипломатические достоинства и чуткость к традициям Петра. Бестужев сам указывал, что он держится этой традиции. «Союзников не покидать, – говорил он о своей системе, – а оные (союзники) суть: морские державы – Англия и Голландия, которых Петр всегда наблюдать старался; король польский яко курфюрст саксонский, королева венгерская по положению их земель, которые натуральный с Россиею союз имеют; сия система – система Петра Великого». Союз с Австриею («с королевой венгерской»), который был с Петра как бы традицией всей русской дипломатии, поддерживался усердно и Бестужевым и привел его к вражде с Францией (пока она была враждебна Австрии) и с Пруссией.
Французское влияние сперва было сильно при дворе Елизаветы; Бестужев постарался его уничтожить и после упорной интриги добился высылки знакомого нам Шетарди и ссылки Лестока, его агента (1748). Прусскому королю Фридриху II он был ярым врагом и приготовил Семилетнюю войну, потому что считал его не только злым противником Австрии, но и опасным нарушителем европейского равновесия. Фридрих звал Бестужева «cet enrage chancelier»[3], позднейшие исследователи называют его одним из наиболее мудрых и энергичных представителей национальной политики в России и ставят ему в большую заслугу именно то, что его трудами сокращены были силы «скоропостижного прусского короля». Заслуги Бестужева неоспоримы, верность его традициям Петра также, но при оценке Бестужева историк может заметить, что традиции Петра хранил он не во всем их объеме. Петр решал исконные задачи национальной политики, побеждал вековых врагов и брал у них то, в чем веками нуждалась Русь. Для достижения вековых задач он старался добыть себе верных друзей и союзников в Европе, но дела в Европе сами по себе мало его трогали; про европейские державы он говаривал: «Они имеют нужду во мне, а не я в них», – в том смысле, что счеты западных держав между собой не затрагивали русских интересов и Россия могла не вступаться в них, тогда как в Европе желали пользоваться силами России – каждая страна в своих интересах. Мы видели, что Петр не успел решить ни турецкого, ни польского вопроса и завещал их преемникам; он не успел определить своих отношений и к некоторым европейским державам, например к Англии. Традиция, завещанная Петром, заключалась, таким образом, в завершении вековой борьбы с национальными врагами и в создании прочных союзов в Западной Европе, которые способствовали бы этому завершению. Политика Бестужева не вела Россию по стопам Петра в первом отношении. Турецкий и польский вопросы решены были позже, Екатериною II. Бестужев заботился только об установлении должных отношений России к Западу и здесь, действительно, подражал программе Петра, хотя, быть может, слишком увлекался задачей общеевропейского политического равновесия, больше, чем того требовал здравый эгоизм России.