Человек называет предметы своего обихода, орудия, которыми он пользуется. Орудия меняются, но названия часто остаются: люди к ним привыкли, им не хочется изобретать новых слов. Прежде через уличную грязь набрасывали бревна, это было нечто вроде моста и правильно называлось «мостовой»; остатки такой деревянной мостовой нашли в московском Кремле. Теперь говорят об «асфальтовой мостовой», хотя тут ничего похожего на мост уже нет. Так по старым словам мы можем восстановить старую культуру.
Славянский язык очень наглядно показывает нам все ступени развития техники. Так мы знаем из раскопок, что раньше металлических орудий все люди имели орудия из камня, сначала грубо оббитого (так называемый палеолитический, древнекаменный период — от греческих слов «палеос» — старый, древний и «литос» — камень), потом полированного (новокаменный, неолитический период). Но славянское слово «нож» значит на том языке, откуда оно заимствовано, «кремень»: следовательно первые ножи, которые увидали славяне, были каменные. Дикарь каменного века лишь редко отваживается напасть прямо на крупного зверя, — чаще он старался завладеть им хитростью, поймать его в засаду. Упомянутые вначале охотники на мамонта загоняли его в нарочно вырытые ямы и выжидали, пока там зверь издохнет. Совершенно естественно, что древнейшее охотничье слово славян, звучащее одинаково на всех славянских языках, — «тенета». Теперешняя пахота, при помощи сохи или плуга, силою лошади либо вола, кажется нам простым занятием, но на самом деле это был результат целого ряда изобретений, плод усилий многих поколений людей, трудившихся над земледелием тысячи лет. Прежде всего изобрести такие на взгляд простые орудия, как соха или борона, не так просто было. Вместо бороны еще лет 80 назад на окраинах России можно было видеть большой сосновый сук: его отдельные ветки и заменяли собою зубья бороны. А в более древнее время такой же сук, только еще более толстый и крепкий и без веток, заменял собою соху. Такую пахоту изогнутыми суком или палкой мы еще и теперь встречаем у различных диких народов Африки, а что так же было и у славян, показывает первоначальное значение слова «соха»: сначала это слово значило именно «палка», «жердь».
Еще труднее было добыть живую силу, которая тащила бы плуг или соху. Если уж убить крупную дичину дикарю каменного века было не под силу, тем меньше мог он подчинить себе, заставить себе служить животное, как лошадь или бык, сила которого гораздо больше силы человеческой. Наблюдения над теперь живущими дикарями показывают, что скотоводство развивается у людей всего позднее, — гораздо позже, чем они начинают заниматься земледелием. Совершенно понятно, почему слово «скот» на древнеславянском языке обозначало богатство: тот, кто первый приручил животных, был настолько экономически сильнее других, что был все равно, что миллионер в буржуазном обществе. Недаром высший класс во всей Западной Европе получил в старину название «лошадятников», или «конных» (по-испански — «кабаллеро» от «кабаллус», конь; по-французски «шевалье» от «шеваль», лошадь; по-немецки — «риттер» — конный, откуда наше «рыцарь» и т. д.). Мы сейчас увидим, что обладание скотом было источником силы и влияния даже во времена вполне исторические.
Но, ковыряя землю изогнутым суком, первобытный славянин питался все же главным образом от земледельческого труда. Это видно по тому, что он слово «хлеб» — «жито» по-славянски — производил от того же корня, как и «жизнь». Хлеб был главным средством к жизни, главным видом пищи. На охоту славянин полагался гораздо менее: когда-то еще в тенета зверь попадется. Зато был мелкий зверек, которым если и не легко было завладеть, — да и не стоило, — то у которого легко было отнять вкусные и питательные плоды его труда. Этим зверьком была пчела. Добывание меда диких пчел, бортничество — одно из древнейших занятий не только славян, а всех без исключения обитателей Восточно-европейской равнины. «Мед» не только одно из древнейших славянских слов, но оно общее у славян и у финских племен, населяющих или населявших когда-то нашу страну. А бортные ухожаи, места, где водились дикие пчелы, считались великою ценностью опять-таки уже во вполне исторические времена, когда славянин давно уже имел железный топор и давно выучился пахать на лошади.