Но «реформа» толкала в направлении к товарному хозяйству не только помещика (удерживавшего, ззметьте, в своем имении массу остатков феодализма: отработки, порка крестьян и т. д.), а и крестьянина. «Положение» 19 февраля есть один из эпизодов смены крепостнического (или феодального) способа производства буржуазным (капиталистическим). Никаких иных историко-экономических элементов, по этому взгляду, в «Положении»122нет. «Наделение производителя средствами производства» — есть пустая прекраснодушная фраза, затушевывающая тот простой факт, что крестьяне, будучи мелкими производителями в земледелии, превращались из производителей с преимущественно натуральным хозяйством в товаропроизводителей. Насколько сильно или слабо было при этом развито именню товарное производство в крестьянском хозяйстве разных местностей России той эпохи — это вопрос иной. Но несомненно, что именно в обстановку товарного производства, а не какого-либо иного, вступал «освобождаемый» крестьянин. «Свободный труд» взамен крепостного труда означал таким образом не что иное, как свободный труд наемного рабочего или ловкого самостоятельного производителя в условиях товарного производства, т. е. в буржуазных общественно-экономических отношениях. Выкуп еще рельефнее подчеркивает такой характер реформы, ибо выкуп дает толчок денежному хозяйству, т. е. увеличение зависимости крестьянина от рынка»123.
Как далеко зашел крестьянин по этому пути ко времени кануна революции 1905 г., когда кое-кому из нас еще мерещатся «примитивные экономические условия» и преобладание хотя бы в нашей деревне натурального хозяйства? В 1899 г. Ленин писал на этот счет: «Численно крестьянская буржуазия составляет небольшое меньшинство всего крестьянства, — вероятно, не более одной пятой доли дворов (что соответствует приблизительно трем десятым населения), причем это отношение разумеется, сильно колеблется в разных местностях. Но по своему значению во всей совокупности крестьянского хозяйства, — в общей сумме принадлежащих крестьянству средств производства, в общем количестве производимых крестьянством земледельческих продуктов,—крестьянская буржуазия является безусловно преобладающей. Она — господин современной деревни»124.
В то же время сельский пролетариат — «рабочий с наделом» — давал, по Ленину, «не менее половины всего числа крестьянских дворов (что соответствует приблизительно 4/10 населения)»125.
3/10 + 4/10 = 7/10: почти три четверти крестьянства к концу XIX в. было захвачено товарным хозяйством. На долю натурального остается одна четверть: можно ли при таких условиях говорить о преобладании дотоварных отношений?
Итак в течение очень продолжительного периода времени, полутора-двух столетий, на территории нашей страны существовали феодальные методы производства (— натуральное по своей целевой установке хозяйство) и товарное хозяйство, сначала в виде исключения, потом все чаще и чаще. Первые мешали развиваться второму, второе разлагало первые, сначала, до 1861 г., медленно, потом быстрее, но до конца не разложило их даже в XX столетии. Достаточно от феодализма осталось даже и к 1917 г. Тем не менее назвать наше хозяйство «натуральным» не только в эту последнюю эпоху, но и вообще после 1861 г. можно только в совершенном забвении исторических фактов и учения Ленина.
Спрашивается, имел ли этот факт (развития в недрах феодального общества товарного хозяйства) какие-либо политические последствия? В сущности спрашивать это — значит уподобляться буржуазным историкам, которые феодальные методы продукции у нас признавали, а наличность феодального государства — нет. Само собою разумеется, что экономика должна была иметь политическое отражение, что если товарное хозяйство разлагало феодализм как экономическую систему, то оно должно было как-то видоизменять и политическую систему феодализма.