Итак, видите — какая разница: там — лозунги, брошенные в начале революции, превратились в сущности в нечто, рассеявшееся прахом; у нас — эти лозунги, в начале бывшие только словом, превратились в дело. Этому различному ходу двух революций должна быть какая-нибудь причина, и нынешний свой доклад я и собираюсь посвятить анализу революции с целью выяснения того, почему получилась такай разница между двумя революциями. Как вы увидите, сама наша революция, — только не 1905, а 1905—1907 гг., — дает полную возможность произвести такого рода анализ.
Так вот, товарищи, в чем основная разница нашей революции от Французской революции? Несколько времени тому назад, по случаю юбилея Народной воли, распространялось совершенно конечно неправильное и неленинское представление, будто бы народовольцы были предшественниками большевиков, были социалистами, строили или желали строить социализм. Ну, желали строить — может быть. Но Ленин еще сказал, что народовольцы не умели связать свою революционную борьбу с социализмом, и это остается верным до сего дня. Верно, что народовольцы не были социалистами в своей практической деятельности, не умели связать свою революционную борьбу с социализмом. Но народоволъцы не были бы крупной политической партией, крупнейшей политической партией, какую знает наше старое революционное движение, если бы они не были в известной мере связаны с рабочим классом. Эти связи народовольцев с рабочим классом, с теми рабочими кружками, которые у них были, с теми рабочими дружинами, которые они формировали, обеспечили Народной воле то ведущее место в революционном движении, какое она заняла, и сделали то, что группа Желябова, Михайлова и т. д. не была простым повторением кружка Каракозова, чем она была бы, если бы все ограничилось только 1 мартом. Таким образом уже в 70—80-х годах крупнейшей революционной силой будущего намечался рабочий класс.
Если вы пойдете дальше по десятилетиям — 80—90-е годы и т. д., вы увидите, как растет и падает революционная волна с ростом и упадком рабочего движения. Вероятно это можно проследить даже до мелочей. Тот например несомненный подъем Народной воли, который выразился в покушении в марте 1887 г., организованном А. И. Ульяновым, может быть связан с тем подъемом, который отмечен морозовской стачкой 1885 г. Я говорю — вероятно, но если мы возьмем не отдельные подробности, а возьмем движение в целом, то это будет не вероятно, — а совершенно несомненно.
Вторая половина 80-х годов и первая половина 90-х — время относительного, очень относительного затишья в рабочем движении, это — время глубокого уныния нашей интеллигенции и распада ее революционных групп. В это время революция как бы дремлет. Начинается рабочее движение середины 90-х годов, движение как будто бы чисто экономическое: люди борются за повышение заработной платы и т. д. Но поднимается сама рабочая масса, еще не сознающая, что она революционна, не знающая, что она делает революцию. Сразу оживает целый букет всякого рода марксистских взглядов: и «легальный» марксизм — чрезвычайно характерная подделка левого крыла либеральной буржуазии под марксизм, под пролетарское движение; воскресают и старые народовольцы в образе эсеров, оживает и студенческое движение, которое быстро усваивает себе пролетарскую форму борьбы — забастовку. Словом, точно живая вода вспрыснула революционное движение, после того как 1895—1896 гг. дали бурный взрыв рабочего движения (петербургские и московские стачки этого времени).
Дальше дело идет таким же образом. В первые годы ХХ в. подъем рабочего движения связан с демонстрациями 1901 г., затем мы имеем Ростовскую забастовку в 1902 г., всеобщую забастовку на юге в 1903 г. — затем рабочее движение временно снижается: отчасти его дезорганизовала зубатовщина, отчасти были экономические причины, его снизившие, отчасти — война, взявшая известную часть рабочего класса и наиболее активную часть. В результате этого движение снижается. Снижается и интеллигентское движение. Революционное движение других классов населения идет в такт с подъемом и спадом волны движения рабочего класса.