Более серьезное эхо эта волна дала среди крестьянства. Собственно, движение в деревне весной 1905 г. было не особенно интенсивно. Правда, оно плохо изучено. Что забастовка на свекловичных плантациях Киевской губ. стояло в связи с рабочим движением на свеклосахарных заводах, — это ясно, но никто детально, подробно этого не анализировал. Во всяком случае, деревенское движение весной 1905 г. было не очень крупным, но крупным событием было восстание «Потемкина».
Вот тут мне приходится внести некоторую поправку в обычное представление. И я писал, и все мы писали, и все мы считали, что флот — это была пролетарская часть военной силы Николая II, что матросы — это рабочие, одетые в матросские куртки. Безжалостная статистика, упрямые цифры доказали мне в последнее время, что это представление совершенно неверно. Правда, процент рабочих во флоте был гораздо больший, чем в сухопутной армии: в пехоте их было всего 2½%, во флоте — 8%, повышаясь до 14%. Характерно, что как раз в Черноморском флоте этот процент равнялся 14, но все-таки только 14% рабочих, товарищи, на 86% крестьян! Флот таким образом тоже был крестьянским. Рабочими в царской армии были, во-первых, саперы, где было от одной трети до половины рабочих, и, во-вторых, железнодорожники, которые были сплошь рекрутированы из рядов железнодорожного пролетариата. Вот это была рабочая часть, а флот был только в небольшой части пролетарским отрядом царской армии, флот рекрутировался преимущественно из крестьян, привычных к воде, — из крестьян, живших по берегам моря (они давали известный процент, но слишком незначительный, они не могли дать окраску), и затем — из поволжских крестьян. Крестьяне, жившие вдоль судоходных рек, были конечно наиболее тертыми и наиболее развитыми, потому что эти реки были большими торговыми артериями, по ним шло постоянное движение, и эта оживленная коммерческая жизнь не могла не отразиться на окрестных деревнях. Недаром еще при царе Алексее, в дни Степана Разина, бунтовали именно эти деревни. Так что это была наиболее легко возбудимая часть крестьянства, лучше подготовленная к восприятию революции, — если не считать конечно крестьян из промышленных, фабричных районов. И вот на эту-то почву упали лозунги революционных рабочих.
Я говорил о том, что рабочие движение после 9-го января дало очень сильное эхо в других классах, я сказал, что оно подняло на ноги струсившую и приунывшую к концу 1904 г. интеллигенцию, а затем перешел к тому, что рабочее движение захватило и крестьянство и захватило довольно своеобразно, в лице флота. Восстание «Потемкина» — это не было восстание рабочих, одетых в матросские куртки, как мы часто изображаем и я изображал, ибо 86% матросов Черноморского флота были крестьянами. Но это была наиболее развитая часть крестьянства, преимущественно поволжского, жившего по берегам больших судоходных рек и по этой причине привычного к воде. Отсюда их и брали во флот.
Таким образом уже к лету 1905 г. рабочее движение захватило и соседние слои, оно начало тащить за собой всю мелкобуржуазную массу, начиная от ее интеллигентской верхушки и кончая ее деревенскими низами. Хотя максимум крестьянского движения в 1905 г. приходится на осень, а не на весну и не на лето, — так что я забегаю вперед, — но разрешите все-таки сказать два слова относительно этого крестьянского движения. В нашей исторической литературе мы имеем дело с систематической и чрезвычайно тонкой фальсификацией в этом отношении. После революции Вольное экономическое общество издало 2 тома корреспонденций с мест о крестьянском движении, или, как там написано, «об аграрном движении 1905—1907 гг.». В этих двух томах, содержащих в себе, как будто, документы, корреспонденции с мест, проводилась та идея, что во главе крестьянского движения шла сельская буржуазия, шел кулак. Так как я историк и в качестве историка страдаю фетишизмом документов, верю документам, я попался на эту удочку, и в моих старых книгах вы найдете такие же вещи. После этого мы докопались до губернаторских и жандармских донесений с мест. Это были тоже корреспонденции, но корреспонденции совершенно деловые, корреспонденции людей, не заряженных никакими социальными заказами, как корреспонденции Вольного экономического общества. И оказалось, что движение не только не руководилось кулаками, но шло против кулаков. Жандармы и губернаторы в целом ряде случаев сообщали, что движение идет не только против помещиков, но и против разбогатевших крестьян, в особенности когда они арендовали помещичьи земли и становились на место помещиков. Крестьяне брали объективную действительность: раз ты арендуешь помещичье имение, то ты все равное что помещик, а что ты наш же крестьянин из нашей же деревни, — на это нам наплевать. И они громили кулаков, а кулаки их резали, организовывали специальные дружины для избиения бедняков. Крестьяне были единым целым только против помещиков, — как только те были сброшены хоть на минуту, классовая борьба в деревне вспыхивала с невероятной остротой. Вольное экономическое о-во, я не знаю — вольно или невольно, думаю что скорее — вольно, искажало действительность в угоду тому классу, к которому оно само принадлежало и к которому принадлежали его корреспонденты в деревне, ибо корреспонденты эти конечно были из кулаков, и они себя изображали вождями. Какие были кулаки, — я вам приведу только два примера. — Некий Шевлягин. У него было 7 тыс. десятин земли. Его громили так же, как и помещиков, но официально в документах его называли Насоном Дмитриевым, а не «Дмитриевичем»: значит это не был даже купец, потому что купцов писали — «вичем», — это был крестьянин, но он владел 7-ю тысячами десятин земли, и его громили. Некоторые в донесениях называются помещиками. Некий Потамошнев, которого сам губернатор охарактеризовал с самой скверной стороны, зовется помещиком, а дальше видно, что этот Потамошнев — из крестьян той же волости и т. д. Вот каковы эти помещики, чумазые помещики, и вот этих чумазых лэнд-лордов биди так же, как били помещиков. Воображать себе нашу деревенскую революцию, как что-то такое самостоятельно крестьянское, руководимое верхними слоями крестьянства, — я не знаю, может быть в ХVIII в. так было, может быть в XVII в. так было, но в XX в. этого не было. В XX в. крестьянское движение руководилось рабочими. И то, что я вам говорил по поводу крестьянского движения 1902 г., абсолютно верно и по отношению к движению 1905 г. Крестьяне уходят на заработок в города, там наполняются забастовочным духом, возвращаются в деревню, становятся во главее крестьян, которые громят помещичьи усадьбы» и т. д. Это повсеместное явление. Надо иметь в виду, что эти губернаторские, жандармские донесения по самому характеру не имели никакого расчета подделывать действительность, — это были секретные донесения, они изображали то, что действительно видели жандармы, губернаторы и их чиновники. Видели они такую картину: иногда это были донецкие рабочие шахтеры, которые действовали особенно энергично и пускали в ход динамит, которым они привыкли действовать в шахтах, иногда — рабочие бринского арсенала и т. д., — вот кто стоял во главе этих отрядов. Наша крестьянская революция 1905 г., возникла в атмосфере, созданной рабочей революцией. Рабочая революция тащила крестьянскую массу, тащила бедняцкие, середняцкие массы за собой, ими руководила, пропитывала их своими лозунгами и пропитывала до того, что крестьяне, которые начали революцию несомненно искренними монархистами, во вторую Думу, осенью 1906 г., выбирали сплошь и рядом эсеров, эсдеков, трудовиков и т. п., т. е. людей, которые определенно шли против царя, выбирали людей неблагонадежных, которых арестовывали и о которых они знали, что те сидели в тюрьме за то, что боролись с царем. Крестьяне отлично знали это, но все-таки выбирали их в Думу. Вот как изменилось настроение крестьянства за это время, изменилось конечно под воздействием пролетарской революции, под воздействием рабочего движения. Эти факты настолько четко обосновывают гегемонию пролетариата в нашей буржуазной революции 1905 г., что лучшего оправдания теории историей нельзя себе и представить.