М. К. Любавский
Русская история XVII–XVIII веков
Матвей Кузьмич Любавский (1860–1936)
Матвей Кузьмич Любавский (1 августа (12 августа) 1860, село Большие Можары Рязанской губернии — 22 ноября 1936, Уфа) — российский историк. Ректор Московского университета (1911–1917). Академик АН СССР (1929, член-корреспондент с 1917).
Родился в семье сельского диакона Кузьмы Ивановича и его супруги Матрёны Федотовны. В юности из-за несчастного случая потерял глаз.
Окончил Сапожковское духовное училище, Рязанскую духовную семинарию, историко-филологический факультет Московского университета (1882). Занимался в семинариях у профессоров В. О. Ключевского, В. И. Герье, Н. А. Попова, окончил университет в один год с П. Н. Милюковым. Кандидатское сочинение: «Служилые люди Московского государства, городовые дворяне и дети боярские» удостоено премии им. Н. В. Исакова и золотой медали. Был оставлен при кафедре русской истории для приготовления к профессорскому званию.
Магистр русской истории (1894; тема диссертации: «Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания литовского статута», удостоена Малой премии графа Уварова). Доктор русской истории (1900; тема диссертации: «Литовско-русский сейм»).
Работал в средних учебных заведениях Москвы: с 1886 преподавал историю в частной гимназии О. А. Виноградовой. С 1887 преподавал географию во 2-й женской гимназии императрицы Марии, в Мариинском училище дамского попечительства о бедных, на Высших женских курсах, организованных В. И. Герье и В. А. Полторацкой. В 1904–1907 — инспектор Мариинского училища.
Одновременно с преподаванием работал в Московском архиве министерства юстиции, где разбирал материалы древнелитовского архива (Литовской метрики).
С 1894 — приват-доцент Московского университета, читал лекции по истории Литовско-Русского государства, с 1897 — по исторической географии, с 1899 — по истории западных славян.
С 1901 — экстраординарный профессор, с 1902 — ординарный профессор Московского университета. Непрерывно преподавал в университете до 1930. Также читал лекции на Высших женских курсах профессора Герье.
В 1902–1904 и 1906–1908 — секретарь историко-филологического факультета Московского университета, в 1908–1911 — декан этого факультета.
В 1911 был уволен ректор Московского университета А. А. Мануйлов и, вслед за этим, университет покинули более 100 профессоров и преподавателей, принадлежавших к кадетской партии, а также симпатизировавших ей или более левым политическим силам. В том же году ректором университета был избран М. К. Любавский, близкий к партии «Союз 17 октября». Выступал против политизации учебного процесса, за сохранение университетской автономии, стремился сохранить университетские традиции и высокий уровень преподавания после ухода многих талантливых учёных. В 1913 был избран председателем Общества истории и древностей российских при Московском университете.
После Февральской революции организовал возвращение в университет ушедших в 1911 коллег. На очередных выборах ректора весной 1917 не выставлял свою кандидатуру (был слишком консервативно настроен для революционного времени).
С 1919 — заслуженный ординарный профессор, с 1922 — сверхштатный профессор факультета общественных наук, с 1925 — сверхштатный профессор этнологического факультета МГУ.
В деятельности Любавского как историка можно выделить три основные составляющие. Первая — история Литовско-Русского государства — считал, что она «является в известном смысле прямым продолжением, дальнейшим развитием истории Киевской Руси». Полагал, что в дальнейшем оформились два центра объединения русских земель: московский и литовский. Причём, как и Киевская Русь, «Великое княжество Литовское, включившее значительную часть бывших древнерусских территорий, имело характер федерации».
Вторая — история западных славян. Любавский считал, что история Литвы не может быть понята без знания исторического опыта соседей — Польши и Чехии. Его курс истории западных славян был единственным фундаментальным исследованием в этой области в русской историографии в течение многих лет (первый советский учебник по этой тематике появился лишь в 1957).
Третья — историческая география. Показал важную, порой даже решающую государства в колонизационных процессах. Подчёркивал взаимосвязь проблемы расселения русского народа с различными аспектами региональной политики российского государства — военно-стратегическими и политическими интересами, комплексом мероприятий в национальной, конфессиональной, сословной, экономической политики и элементами демографического регулирования в регионах.
Многие университетские курсы, прочитанные Любавским в начале ХХ века, сохранили свою актуальность и спустя столетие, когда они были переизданы.
После Октябрьской революции пошёл на сотрудничество с властью во имя спасения историко-культурного достояния страны — её архивов. В 1918 — руководитель Московского отделения Главархива — Московского областного управления архивным делом, до 1920 — член коллегии, заместитель председателя Главархива. В 1920 был экспертом-консультантом по архивным вопросам Наркомата иностранных дел, участвовал в Рижской конференции по заключению мирного договора между РСФСР и Польшей. В 1920–1929 — директор Московского отделения юридической секции Единого государственного архивного фонда (с 1925 — Древлехранилища Московского отделения Центрального исторического архива РСФСР; ныне Российский государственный архив древних актов), много сделал для проверки и организации сохранности документов, описания уникальных архивных фондов русских дворянских фамилий Шереметевых, Голицыных, Пазухиных, Архива старых дел и Дворцового архива.
Выступил с проектом организации в Москве и Петрограде двух архивно-археографических институтов (уже после ареста М. К. Любавского этот проект был частично реализован в результате создания Историко-архивного института). С 1929 преподавал на архивном цикле при этнологическом факультете МГУ, автор пособия «История архивного дела в России».
9 августа 1930 был арестован по так называемому «академическому» делу («дело академика Платонова»). Год находился в предварительном заключении, затем выслан на пять лет в Уфу и лишён звания академика (восстановлен в 1969). Его сын Валериан, преподаватель Московского института растениеводства, был расстрелян в 1931 за «контрреволюционную деятельность».
Находясь в ссылке, активно сотрудничал с Институтом национальной культуры Башкирской АССР, где работал над историей землевладения и классовой борьбы в этих землях в XVII–XVIII вв. чему посвящены две его последние неопубликованные монографии — «Очерки по истории башкирского землевладения в XVII-XVIII и XIX веках» и «Очерк башкирских восстаний в XVII и XVIII вв.».
Русская история XVII века и первой четверти XVIII века
Часть первая
Лекция первая
ПРЕДМЕТОМ курса является история России XVII и первой четверти XVIII века, Эта, по-видимому, некоторая хронологическая раздробленность возмещается внутренним единством, которое заключается в том, что курс включает в себя переходную эпоху в жизни нашего общества. Изложение курса начнем как раз с момента превращения русского государства на востоке в государство европейское, а потому надо сделать хоть в кратких чертах обзор предшествующей истории. В V веке до Р. X., около полутора тысяч лет тому назад по русской равнине стало разбрасываться славянское племя, основа русской народности. Да того времени славяне врезались в нашу страну клином лишь в одном месте: у верховьев Западного и Южного Буга и Днестра и отчасти в бассейне рек Припяти и Березины. Это и была исконная славянская территория. Остальное пространство нашей страны населяли другие племена: на западе жили литовские племена, на востоке — очень многочисленное племя финнов, а на юге бродили кочевники. До V века это были, главным образом, народы иранского племени, родственные лидийцам, персам и т. д. Это были так называемые скифы, а потом сарматы.
Мало-помалу славяне размножились, им стало тесно жить у себя на прародине, и тогда началось расселение их по равнине. Этому содействовало и великое передвижение народов, начавшееся в то время. Вторжение тюркских кочевых орд в IV, V и начале VI века смело население наших степей, оседлое и полуоседлое. Степи запустели. Кочевники удалились в Приднепровье и в низовья Волги. Но природа не терпит пустоты, и лишь только наши степные пространства освободились, как туда хлынули потоки населения из Прикарпатья, с Припяти и Березины. Скучившиеся на юге массы славянства расползлись по степным рекам, под защитой лесов проходили они и в лесные области, раздвигая литовские и финские племена и оттесняя их в дебри, отчасти истребляя, отчасти ассимилируя. Но и в лесных областях они селились именно по рекам, в речной поросли, где можно было обзаводиться разными промыслами: тут можно было найти дичь, разводить пчел, ловить рыбу. Таким образом леса служили естественной защитой и заключали в себе громадные богатства. В лесных областях, среди дебрей и топей, реки служили естественными и удобными путями сообщения, по которым летом поселения удобно внедрялись в лесную чащу. Кроме того, около рек всегда лежали луговые пространства, а мелкую приречную поросль легко было расчистить под пашню. Наши славяне уже на прародине стали земледельцами, и вопрос о нивах, о посеве ставился ими всегда. В начале VI и VII веков они заняли пространства по Южному Бугу, Днепру, Дону, Западной Двине, Днестру, Оке, Волге и по озеру Ильмень. Расселение славян произвело переворот в их экономическом быту и общественной организации. До расселения по равнине среди них определенно господствовала родоплеменная организация. Основной клеточкой этой организации был род, то есть разросшаяся из нескольких поколений семья. Роды соединились потом в братства, а братства — в племена. Организация эта уцелела в форме исторического пережитка у боснийских и герцеговинских сербов и у черногорцев. Остатки этих институтов и учреждений дают повод с уверенностью утверждать, что эта форма родоплеменной организации была общеславянской. Когда славянское расселение разбило основную ячейку, когда прежние племенные связи неминуемо должны были разрушиться, сложился более или менее устойчивый родовой строй. Родственные связи оказались более устойчивыми, нежели племенные, да и обстоятельства и условия жизни не позволяли селиться слишком дробно. Не было еще прочной государственной организации, поэтому родичи в силу необходимости и по инстинкту самосохранения должны были селиться вместе для общей защиты от внешних врагов. Что родовой быт сохранялся еще долгое время после расселения славян по русской равнине, свидетельствует и обычай родовой кровной мести, которая была отменена только при сыновьях Ярослава Мудрого. Мало-помалу, однако, вследствие расселения родственные роды смешались, перетасовались и образовали группы поселений, члены которых были уже связаны только узами соседства; даже группы родственных родов соединялись с иноплеменными, и организация стала исключительно территориальной. Этот процесс не везде протекал одинаково быстро и успешно. Наибольшей успешностью отличался он в бассейне озера Ильмень и по великому водному пути «из варяг в греки». Тут возникали крупные поселки, в которых были представлены различные роды и племена. Эти пункты были рынками для местного населения. Между ними и торговыми городами завязывались уже не родственные, а чисто политические связи. Мелкие поселки стали жить заодно с городами, в которых имели общее вече, заодно оборонялись от общих внешних врагов. Так возникла первая у нас политическая форма — городовая волость. Таких волостей возникло тогда несколько: Киевская, Черниговская, Переяславская, Смоленская, Полоцкая, Новгородская. Наряду с этим кое-где в стороне от великого водного пути уцелела и прежняя племенная организация. Остатки ее, например, находим у вятичей, у радимичей и древлян. Резюмируя все изложенное, мы должны сказать, что славяне, размножившись, двинулись из своей прародины, заняли южные степи и расселились по главным рекам русской равнины, а так как этот процесс расселения совершался не везде с одинаковой быстротой и успешностью, то и получилась такая дробность и несходство в общественной организации по местам.