Из-под Москвы явилось к нему посольство с предложением русской короны сыну его, королевичу Владиславу. Это посольство явилось, конечно, не из Москвы, а было отправлено теми людьми, которые от Москвы перешли на службу к Тушинскому вору. Когда вор бежал в Калугу, перебежчики очутились в критическом положении: дело вора было проиграно, а от московского правительства они не могли ожидать ничего хорошего. Среди них созрела мысль возвести на русский престол Владислава, и они снарядили посольство в Смоленск.
Во главе этих людей стоял «нареченный патриарх» Филарет Никитич. Он был захвачен в плен Тушинским вором, но жил в Тушине на свободе и даже в почете. Приезжавшие в Тушино представлялись и самозванцу, и патриарху. От имени патриарха писались грамоты духовенству, печатавшиеся особой патриаршей печатью. В стане самозванца Филарета держала вражда к Шуйскому, но он не был расположен поддерживать самозванца и ждал результатов борьбы. По свидетельству Авраамия Палицына, Филарет, будучи окружен в Тушине знаками патриаршего достоинства, «разумен сый и не преклонися ни на десно, ни на лево, но пребысть твердо в правой вере». Ядро русских людей, которые звали на царство Владислава, составляли представители знатных боярских фамилий: тут мы видим князя Д. М. Черкасского, князей Трубецких, Шаховских, князя Рубец-Мосальского и других. К ним примыкали и люди менее знатные, наконец, в составе этого посольства заметен и прямо демократический элемент — люди простые, неродовитые. Виднее других в этом кружке был Михалка Молчанов, а также торговый мужик, кожевник, Федька Андронов. Эта компания «самых худых людей и торговых мужиков» при нормальном ходе дел в государстве оставалась бы в полной неизвестности, но в Тушине она попала в исключительные условия. Вор «сказывал им чины и подарки», и торговый мужик Федька Андронов попал в думные дворяне. Все эти люди, оставшись без предводителя, должны были искать выход из своего затруднительного положения — теперь, когда вор убежал из Тушина, единственным выходом для этих людей было искать нового царя помимо Василия Ивановича Шуйского. Это заставило их отправить посольство к Сигизмунду с просьбой отпустить на московский престол сына Владислава. Результатом этого обращения явился договор 4 февраля 1610 года, заключенный послами от имени «всей земли», самозванными представителями которой они были.
Не касаясь вопроса о перемене веры, о переходе из католичества в православие, договор обязывал царевича Владислава венчаться на царство от руки патриарха, сохранять неприкосновенность православной веры, судить по старым законам, суд вести по старине, никого не наказывать, не осудив истинным судом со всеми боярами, вводить новые законы с согласия бояр и всей земли, то есть Боярской думы и Земского собора, великих чинов людей без вины не понижать, а меньших возвышать по заслугам, дозволять выезд для науки в чужие земли, подать собирать по старине, новые налоги вводить не иначе, как с согласия всех бояр, родственников и детей виновных их имущества не лишать, холопам воли не давать и т. д. Этот письменный договор послов с Сигизмундом был у нас первым конституционным актом, Это уже не подкрестная запись Шуйского, которая заключала только своего рода моральные обязательства, а не политические обязательства царя перед землей. Конституционный характер этого договора объясняется, конечна, не успехами политической мысли в русском обществе XVII века, а просто обстоятельствами жизни и составом того кружка людей, которые вступили в переговоры с королём Сигизмундом. На московский престол вступал иноземный королевич, которому были чужды московские порядки ж который мог поэтому их нарушать. В будущем надо было обеспечить национальный порядок особым договором с новым царем.
Люди, которые проявили при заключении этого договора особую инициативу, должны были, естественно, позаботиться в договоре о себе. К числу таких людей, которые приняли особенно деятельное участие в составлении договора, принадлежало по большей части боярство, поэтому в договоре встречаем ряд статей, повторяющих обязательства Шуйского боярам: тут мы находим те же требования относительно новых законов, которые нельзя издавать без приговора бояр и всей земли, о новых налогах, которые не могут вводиться без согласия думы, постановления о том, чтобы жизни и чести никого не лишать, не осудив праведным судом со всеми боярами, о том, чтобы жен и детей виновного ни жизни, ни имущества не лишать и пр. Но вместе с тем в этом договоре были и другие статьи, продиктованные уже не боярами, а людьми низших чинов: таковы, например, статьи, говорящие о том, чтобы меньших людей возвышать по заслугам, новые законы издавать не только «со всех бояр», но ж «со всей земли приговора». Несомненно, что этими же людьми была продиктована и та статья, где говорится, что царь будет отпускать людей свободно для науки в чужие земли. Это они, конечно, люди меньшие, желали отъезжать в чужие земли за наукой, чтобы, возвратившись, потом повышаться у себя на родине по заслугам. В общем договор несомненно стремился к обеспечению интересов военно-служилого класса: договор обещает сохранять за служилыми людьми жалованье, «денежные оброки и поместья и отчизны»; оговорена в договоре и необходимость произвести новую перепись: будущий царь обещал послать дозорщиков исследовать доходы, получаемые с поместий, и установить тягости на основании живущих, то есть по степени населенности, и запустошенным полям дать льготы. В пользу служилого класса продиктована и та статья, которая говорит, чтобы холопов на волю не отпускать, крепостных людей держать по-прежнему.
Договор 4 февраля ускорил падение Шуйского. После того, как князь Дмитрий Шуйский потерпел поражение от Жолкевского, Сигизмунд двинулся на Москву, чтобы посадить на царство Владислава, Тушинский вор в последний раз сделал попытку овладеть Москвой и из Калуги с оставшимся у него сбродом двинулся к Москве и остановился неподалеку, в селе Коломенском. Московское население под влиянием этих наступлений с двух сторон, поляков с запада и Тушинского вора с юга, пришло в большое возбуждение. По словам летописи, «все люди подвигошася на царя», в народе говорили, что «государь несчастлив», что при нем «кровь многая льется» и «многие люди к погибели приходят», и просили, чтобы он «царство оставил».
После того, как Шуйский был свергнут, остались два кандидата на русский престол: Владислав и Лжедмитрий II, и каждый из них имел своих приверженцев. Однако были и такие члены общества, которые не склонялись ни в ту, ни в другую сторону. Вот к этой-то части и апеллировал патриарх Гермоген, убеждая стоять за Михаила Федоровича Романова, за которого были также люди меньшие, служилые и торговые. Некоторыми выдвигалась еще кандидатура князя В. В. Голицына, так что было, следовательно, 4 кандидата. Отсюда ясно, какое раздробление в мыслях в среде русского общества произошло, когда возник вопрос о том, кому быть царем.