Распад Киевского союза был вызван не только усобицами, но и некоторыми другими причинами. Он явился отчасти следствием географического разобщения русской земли в XII веке, когда население разбрасывалось в разные стороны. Киевский союз был еще крепок, когда восточные славяне пробивались к озеру Ильмень, в Приднепровье и в бассейн Волги, а отсюда они уже разбрасывались отдельными полосами в степной области. Но здесь в XII веке учащаются княжеские усобицы и половецкие нападения. Случалось, что князья сами приводили половцев на русскую землю. При таких условиях жизнь в Приднепровье стала невозможна. Население расходилось отсюда в разные стороны, большей частью в Суздальскую землю — в междуречье Оки и верхней Волги и на запад — в земли Волынскую и Галицкую, а также на север в бассейн верхнего Днепра и Западной Двины, так что в XIII веке получилось три ядра славянской народности. За географическим разобщением следовало раздробление экономическое и политическое.
Когда был крепок еще Киевский союз, тогда всех славян связывал единый экономический интерес: держать великий водный путь чистым от внешних нападений и оберегать его от кочевников. Теперь внешняя торговля прекратилась, и прежняя торговая дорога запустела. Торговля направлялась теперь в разные стороны и разными путями: из Суздальской земли она шла в Новгородскую землю через ильменский и ладожский бассейны; с верхнего Днепра и Западной Двины, из Смоленской и Полоцкой областей — по Западной Двине, из Чернигова и Киева — Волгой, из Галича — тоже на запад, через Польшу и Венгрию.
Прежде был и единый политический интерес, так как был всего только один враг — степняки; теперь у разных политических центров появились и разные враги: в Киевской и Черниговской Руси — степняки; Волынь и Галич должны были бороться больше с венграми, поляками, литовцами и меньше с кочевниками; Муромо-Рязанская и Суздальская области имели дело с финнами, мордвой и болгарами и никогда — со степными кочевниками. При таком разобщении Киевский союз уже не мог существовать. Татары довершили его разрушение. Они разгромили Приднепровье, изгнали и истребили население Малой Руси. Затем стала возвышаться Суздальская область. Тут жизнь шла особым путем, и порядок строился на новых основаниях. Здесь вокруг Москвы выросло и окрепло русской государство. На истории этой Суздальской северо-восточной Руси мы теперь и остановим наше внимание.
В Суздальской Руси в деле устройства народной жизни первую роль играл князь. В Киеве и Новгороде князья пришли уже на готовое: они нашли области уже заселенными, нашли готовый политический порядок, который отроился без них и до них, так что в Киеве и Новгороде князья не могли играть видной роли, не могли быть там полными хозяевами. Большое значение там получили веча. В Киевской Руси мы видели борющимися две политические силы: вече и князя. В Новгороде возобладала одна из них — вече. Совсем иное находим в Суздальской земле. Когда она досталась Юрию Долгорукому, одному из младших сыновей Владимира Мономаха, она представляла собой почти сплошную лесную пустыню. Население было редкое, больших городов не было, если не считать старинных пунктов Ростова и Суздаля; изредка встречались рассыпанные тут и там финские поселки. На редкие полянки, затерявшиеся среди лесов, и направлялась русская колонизация. Такова была Суздальская Русь. Юрий Долгорукий, Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо устраивали эту пустыню. Заселяли земли, строили города. В конце XII века благодаря колонизаторской деятельности князей эта пустынная земля начала заселяться, появились многочисленные славянские поселения, но это было совсем не то, что в Киевской Руси, это были не большие торговые города, а села, деревни, починки. Русское население тут было не торговое, как в Приднепровье, а хлебопашеское. Крупный торговый экспорт не свил себе гнезда в Суздальской Руси. Тут князь не примкнул к обществу, а наоборот, сам явился на новом месте устроителем и начал властвовать и повелевать. Не встретил он тут и сильных земских миров с их вечами, как в Киевской и Новгородской Руси. Единственные старинные города не были достаточно сильны, чтобы бороться с самовластием князя; известно, как была неудачна их попытка выступить против первого русского самовластца Андрея Боголюбского: когда они вздумали было по собственному усмотрению выбрать ему преемника, то встретили энергичное сопротивление со стороны людей «молодших, мизинных, володимирцев», жителей пригорода. Таким образом, из двух политических сил в Суздальской Руси возобладала княжеская власть, а вече мало-помалу исчезло совсем. В виде исключения оно удержалось еще в Новгороде и Пскове, Упадок веча обнаруживается постепенно еще до татарского нашествия. Татарские погромы лишь ускорили и обострили этот процесс порабощения народной массы. Это в значительной степени было обусловлено хроническим обеднением населения вследствие необходимости платить «выход», постоянную дань татарам. Таким образом, капитал уплывал из страны, а при таких условиях не могли развиваться ни промышленность, ни торговля. Единственным ресурсом в руках населения оставался личный труд, и притом труд, прилагаемый к земле. Заботы о материальных интересах поглощали все внимание, а между тем этот труд не мог быть организован без помощи и содействия княжеской власти. Когда улеглась тревога после татарских погромов, князья принялись за организацию народного хозяйства. Те крестьяне, которые не могли восстановить своих хозяйств, начали прилагать труд на чужих землях, сделались перехожими съемщиками чужой земли. В такой общественной среде князь нашел больше простора для своей власти и деятельности. С обедневшего бродячего населения нельзя уже было получить больших доходов, поэтому князья начинают организовывать собственные хозяйства. Эти княжеские поместья, их личная собственность, стали привязывать их к месту, благодаря чему становятся реже, а потом и вовсе прекращаются перемещения князей по старшинству. Таким образом, татарские погромы оказали на князей действие, обратное тому, которое они имели на население: население стало бродячим, князья же сделались более оседлыми. Так окончательно установился удельный порядок в северо-восточной Руси.
Лекция вторая
ТЕНДЕНЦИЯ к оседанию среди князей, к присвоению ими безграничной власти в своей области обнаружилась уже в Киевской Руси. Неизбежным следствием размножения князей явилось то, что области стали мельчать, доходы с волостей уменьшаться, дани и пошлин, собираемых с населения, уже не хватало на княжеский обиход, и князьям пришлось искать иные средства к существованию. Тогда князья становятся сельскими хозяевами. У них появляются села, населенные челядью, с большими запасами хлеба и скота и со всем хозяйственным обзаведением. При таких условиях перекочевание для князей становилось уже невозможным. Князья стараются держаться ближе к своим селам. Когда наступает татарский погром, население разоряется от набегов и уплаты «выхода», князья начинают еще больше заниматься хозяйством. Теперь и им приходится выступать в роли организаторов народного труда. Они собирают бродячее население, прикрепляют его к земле, помогают обзаводиться хозяйственным инвентарем. Мало-помалу окончательно устанавливается удельная система, так как князья уже не переходят, а владеют наследственно своими волостями, которые раз и навсегда достаются им в удел.
Установление удельного порядка повлекло за собой, в свою очередь, своеобразные последствия. Вот что случилось: волости дробились, уделы мельчали, и в конце концов княжества по размерам стали близко подходить к типу простых частных владений. У Ключевского в его «Курсе русской истории» приводится характерный пример такого князя-землевладельца. Все его владения состояли из одной «веси» на берегу Кубенского озера. Многие простые землевладельцы-бояре нередко имели большие владения. При таких размерах княжества деятельность князей состояла уже не в суде и не в управлении, а в распоряжении хозяйством. Прежние помощники, советники князя — бояре, выступали уже не как правители, а как приказчики. Они носили и соответственные титулы — дворецкого, то есть заведующего княжеским двором, всеми службами и слугами, казначея — заведующего домашней казной князя и так далее; все эти стольники, то есть заведующие столом князя и людьми, работающими для кухни — рыболовами, пчеловодами и прочими, ловчие, начальники княжеской охоты и другие должностные лица были, по большей части, просто слуги князя, часто его холопы.
Многие удельные княжества походили на частные владения не только по размерам, но и по всему внутреннему порядку и строю, а с другой стороны и одновременно с этим, вотчины бояр и церковных учреждений стали походить на княжества. Раз суд и управление не стали давать уже много доходов князьям, они перестали дорожить этим правом и стали жаловать частным землевладельцам право судить и рядить в своих владениях и облагать данью население своих земель. Землевладельцы хлопотали о получении грамот, которые освобождали их земли от подсудности князю; особенно охотно такие грамоты давались тем землевладельцам, которые устраивались вновь, занимали пустые земли, с которых князья все равно не получали никаких доходов и которые они, следовательно, не жалели отдать. Выходило, таким образом, что владельцы имений, снабженные правом дани и суда были похожи на князей. Значит, князья стали походить на вотчинников, а вотчинники — на князей. При таких условиях затмевалось представление о князе как о государе, как о политическом властителе, князь стал рассматриваться как владелец земель, которые он непосредственно эксплуатировал в свою пользу; вместе с тем и подчинение князю в глазах населения приобретало договорный характер: люди, жившие на землях князя, стали считать, что сидят на них добровольно, подобно тому, как на землях церковных и частновладельческих. Служилые люди стали переходить свободно с княжеских земель на земли частных владельцев и на земли монастырские или, как говорили тогда, стали «закладываться за бояр и за монастыри». Свободно переходили и крестьяне. Князья, конечно, не могли быть равнодушны к этому, так как им было важно обеспечить за собой необходимый контингент слуг; к тому же требовалось платить обременительный «выход» в Орду; поэтому князья боролись с правом отъезда служилых людей и со свободой перехода крестьян, уговариваясь друг с другом не принимать людей, записанных в писцовые книги в той или другой местности, и не пускать своих людей на земли бояр и духовенства. Но на землях князей жили и те элементы населения, которые изначально считали себя слугами вольными: бояре и дети боярские, которым прямо запретить переход было нельзя, почему князья всегда оговариваются в своих договорных грамотах: «а бояром и слугом межи нас вольным воля».