Выбрать главу

Воистину, «бывают странные сближения». Слова эти Пушкин произнес по поводу «Графа Нулина», в котором он думал пародировать римскую историю (сюжет насилия Тарквиния над Лукрецией), но неожиданно предсказал эпизод новейшей истории. Декабристы оказались Нулиными, убоявшимися гнева слабого еще самодержца. По крайней мере так можно понять комментарий поэта к своему произведению. Но подобными «странными сближениями» полны тексты Пушкина, пронизанные духом истории. Не раз уже было отмечено, что наводнение, описанное в «Медном всаднике», по сути парафраз описания Пугачёвского бунта. Бунин увидел в этом описании предсказание Октябрьской катастрофы. И даже символическое сближение дат (7 ноября 1824 г. и 25 октября – 7 ноября 1917 г.) – можно истолковать в стиле цифровых игр Велимира Хлебникова. Но не будем мелочиться. Пушкин предсказывал не даты, а смысл события, ибо следил за движением истории, борьбой стихии и цивилизации в российской жизни на протяжении веков, а потому и мог провести через ряд точек ясную прямую, доходящую и до большевистского переворота.

Не раз замечалось, что «Медный всадник» и исследование Пугачёвского бунта создавались Пушкиным практически параллельно. Поэтому и резонно сопоставление стихии, обрушившейся на Город из бездны, с российским бунтом. Простая логика сюжета показывает, что героя губит не Петербург, а стихия, пытавшаяся смыть столицу с лица русской земли. Но ведь именно «роковой волей» Петра «под морем город основался». То есть он словно бы кликал эту бездну, которая не под, а над, не внизу, а вверху, и потому готово выплеснуть свою стихию на город. Как такое возможно? Не забудем, однако, что Петр – выученик трудолюбивых и глубоко верующих голландцев, вся страна которых лежит под морем и которые неустанным трудом преграждают путь стихии к своим домам и пожиткам. Все мы читали в детстве «Серебряные коньки» Мэри Мейп Додж, где рассказывается о Голландии, как «Стране противоречий», где уже во второй главе сообщалось, что «бoльшая часть Голландии лежит ниже уровня моря», а «огромные плотины и молы построены с большими затратами денег и труда, чтобы удерживать океан там, где ему надлежит быть». Но детей, конечно, интересовал больше сентиментально-романтический сюжет, нежели рассуждения о труде. Еще того менее приходило в голову во взрослом состоянии сопоставить детскую книжку с гениальной «петербургской повестью». Меж тем Петр Великий мужал, видя примеры этого неустанного труда, позволяющего превосходить природу, покоряя с Божией помощью стихию. С таким расчетом на неустанный труд и построен город, о котором Петр замечал, что то будет второй Амстердам.

Россией в момент наводнения «со славой правил» царь, которого сам поэт назвал «плешивый щеголь, враг труда». «Враг труда», разумеется, беспомощен, «печален, смутен», выходит на балкон, и, вместо того (как бы сделал его пращур), чтобы сопротивляться, жалобно бормочет: «С Божией стихией / Царям не совладеть»[101], забывая, что стихия дана Богом человеку для ее преодоления. Поразительно напоминает такую же наблюдательскую позицию Николая II, не посмевшего противопоставить Февральскому бунту свою волю. В этом случае ничего, кроме гибели, ожидать не приходится. Иными словами, для Пушкина только путь Петра есть спасение от бездны, готовой каждую минуту поглотить цивилизующуюся Русь. Это гениально сформулировал Иван Бунин в стихотворении, посвященном двухсотлетию кончины Петра Великого. Процитирую небольшой отрывок из него еще раз:

вернуться

101

Ср.: «Внешне почтительное “со славой” в сопоставлении с “печален, смутен”, с признанием царем своего бессилия перед стихией звучит скрыто иронически, особенно для читателей, помнящих сопоставление в “Полтаве” царя Петра, который “могущ и радостен, как бой”, и еще до сражения уверен в своей победе, и короля Карла, которого “желанный бой” приводил “в недоуменье” и который, в сущности, был побежден еще до начала Полтавского боя» (Измайлов Г.П. «Медный Всадник» А.С. Пушкина // Пушкин А.С. Медный Всадник. Л.: Наука, 1978. С. 203).