- Не надо мне твоего "вечного покоя", твоей смерти, прикинувшейся бессмертием! Слышу Божественную тишину мирозданья, лишь потому, что меня оглушает его неистовый вопль. Это - вечный покой вечного движения.
"Но есть же все-таки бесплотная душа", - ленивый разум чуть отступил, свернулся кольцами, готовый вдруг признать существованье своей противницы исконной - души.
- Чем же она смотрит, если нет у нее глаз? Чем слышит, дышит? Как без тела чувствует и мыслит? Нет, не существует души, которая бы вместе с тем не была и вечно умирающим телом. В другом мире и в другой плоти не может быть этой моей души. Только из этого тела сознаю я этот мир; только в этом теле он так сознает себя и страдает. В нетленном теле нет изменения.
"Но как же ты тогда сочетаешь отрицание бесплотной души с верой в своей бессмертие?" - на мгновение вновь мне почудился раздвоенный язычок разума. - "Ты не можешь представить себе, что умрешь. Никто не может себе этого представить. Тем не менее, все умирают".
- Я вовсе не утверждаю, что не умру тою смертью, которой умирают все люди. Такую смерть я легко могу вообразить. Не могу лишь представить себе, чтобы при этом не было меня. Конечно, и я умру, как все. Но это еще неполная, неокончательная смерть. "Значит, остается душа", - капнул ядом разум.
- Нет, не душа, а замирающая и беспредельно мучительная жизнь моего тела, сначала неодолимо неподвижного, потом неудержимо разлагающегося. Разгорается огонь тления. Не могу его остановить, не могу пошевельнуться, но все чувствую. Земная жизнь была только чистилищем.
"Кончается жизнь тела на земле. Кончатся и посмертные муки. Преходит образ мира сего", - змей мой, разум, постепенно терял весь свой интерес ко мне.
- В том-то и дело, что ничто не кончается. Того, что было и есть, сам Бог не сделает небывшим, ибо Им все живет. Конечно, тело мое распадется, даже кости мои обратятся в прах. Но и останется вместе с тем мое тело, останется всякое мгновение его жизни. Сохранится мое сознательное средоточие мира, из него охвачу еще и весь мир как мою телесность. Рассеется мое нынешнее тело во всем мире, перемешается, срастворится с другими телами, будет в них жить новыми жизнями.
Будет оно без конца дробиться. Но, распятое, разъятое, рассеянное во всем мире, останется оно и моим. То, что было моим телом, не перестает быть "моим". То, что еще будет моим телом, - уже "мое". Умру, и будет все как-то сразу.- и прожитая уже жизнь, и та, которую изживаю, и та, которую еще проживу, и весь мой телесный процесс, и тление моего тела в земле, и весь мир как мое страдающее тело. Не то что не будет времени: время останется, но вместе с тем все будет здесь и сразу. И как настоящее, и как прошлое, и как будущее. В смерти все умершее оживает, но как бы только для того, чтобы не исчезло мое сознание, чтобы всецело и подлинно переживала я вечное умирание в бесконечном умирании мира.
Всякое страдание связано с разъятием или распадом. Оно немного уже и смерть. Совершенно напрасно люди воображают, что они хотят только жить, а умирать вовсе не хотят. Вне всякого сомнения, хотят люди жизни чрез смерть, но только сами не знают, чего хотят. Разделилися они с Богом, разделили Его и потому все уже разделяют. Одного и того же - Божьей Жизни Чрез Смерть - сразу и хотят они, и не хотят, внутренне разделяясь. И вместо того, чтобы подойти к Богобытию с другого конца: со стороны страданий и смерти, - измышляют они, будто не по доброй воле страдают и умирают, а кто-то их мучает и умерщвляет, Бог или дьявол. Впрочем, как же человеку и понять нелепость своего существования? - Подслеповатый разум его жалко пресмыкается, а на небо даже не смотрит. Обломал и потерял он свои звенящие крылья, угасил пламень свой влажным прахом земли.
Одна и та же жизнь распылилась во множестве как бы и отдельных жизней, как бы и самостоятельных мирков. Всякая тварь живет как бы сама по себе. Как бы не хочет распределяющая себя Жизнь жертвенно умирать. Но эта же жизнь хочет наслаждаться и жить, как бы забыв о муках и смерти. Ценою страданий и смерти покупает себе мир жизнь, но не стоит эта жизнь и тридцати серебренников. Ибо лишь в ничтожной мере мир причастен Божественной Жизни, в коей все становится всем. Не сознает мир своего зла ни в бесчувственном камне, ни в рабствующем тлению звере и как бы безвинен. И боль-то в позвоночнике ощущает для того, чтобы как-нибудь собой не пожертвовать.
Пред самой собой виновата я. Недостаточно хочу умереть - недостаточно живу; мало страдаю - мало и наслаждаюсь. Умру ли Божьею Смертью, если даже Богу запрещаю ею умереть, и Бог меня слушается?
Ну, что же, Бог мой, Христос мой? - Будем вместе жить этою несовершенною жизнью, вечно томиться. Ты не оставишь меня. Конечно, я-то буду от Тебя уходить; снова и снова буду грешить. Но ведь Ты уже все мне простил. Не разгневаешься Ты, когда я от Тебя отойду: будешь молча ждать, пока не вернусь к Тебе с опустошенной душою и, рыдая, не припаду к Твоим прободенным ногам. Ты благословляешь и расслабленно-умиленное терпенье, зная, что приходит оно от долгой муки и нелепых метаний.
Но зовешь Ты к безмерному усилию - так, как один Ты умеешь звать: не принуждая. И вот, буду я с Тобою не только терпеть, а и жить, - жить всею жизнью, на какую только способен немощный наш мир. Пусть Любовь Твоя, творящая меня, сделает меня Богом на Твое место. Тогда всю себя отдам Тебе и, сама возвратясь в небытие, своею смертью верну Тебя из небытия. Без Твоей Любви совсем бы меня не было,- Ты же и без меня - Бог высшей жиз"ни и смерти. Все приму от Тебя и, раз Ты хочешь, сравняюсь с Тобой.
С Креста, что в пылающем сердце Божьем, сама же я - совершенная себя - несовершенную призываю и за всю себя Богу говорю, хотя и несовершенными словами. Сораспятая Иисусу, всю себя приношу в ответную жертву.
Долог еще не крестный мой путь, а мой путь ко Кресту,- но - так ли уже безотраден?
Зло не дает умереть. Зло и есть не-хотение умереть. Она все та же, эта бедная моя жизнь. Ничего в ней не забываю и ничего не могу вспомнить. Обрекаю в ней себя на бессмертие - вечно тлею.
Я не собиралась писать книгу-пособие для начинающих плакальщиц, мне хотелось убежать от канонов пустых ритуалов и еще более пустых советов.
Каждый волен выбирать из тысячелетнего опыта лишь то, что подходит ему лично.
Моей мечтой было вернуться к чувствам и их выражению. К чувствам Смерти.
Но во время написания сей книги мне пришлось - вот ведь поразительные парадоксы судьбы! - побывать на похоронах моего дальнего родственника.
И тут я с горечью убедилась, что от нас, нынешних, окончательно ушла культура Смерти. Да-да, именно культура, ибо смерть есть начало и сердцевина культуры.
И я не любитель каких-либо советов, все-таки вынуждена заняться таким неблагодарным делом хотя бы напоследок.
Не следует навязывать окружающим свое собственное понимание горя. Горе всегда сугубо личное и индивидуальное понятие.
У каждого из нас есть право выражать себя в горе так, как мы лично можем и хотим выразить эту самую печаль и боль утраты.
Если ваших близких постигло горе последней утраты, вам не следует делать и говорить нечто особенное.
Просто будьте рядом.
Будьте терпеливы, дайте громкой боли перейти во все принимающее молчание.
Просто откройте свое сердце рвущимся в него чувствам, и вам станет легче.
Понимаю, бывает очень больно, бешено больно. Но позвольте себе даже после самой страшной утраты найти обратную дорогу в жизнь. Ибо Жизнь была, есть и остается самым бесценным подарком, какой только может преподнести нам Великая Богиня Начала и Конца - Смерть.