С лица главнейших улиц города снимаются старые вывески для перекраски.
Подотделом изобразительных искусств издано постановление о регистрации в подотделе всех предметов искусства, находящихся в пределах города и губернии, и концентрации их в организуемом губернском музее8.
Преподавание рисования в учебных заведениях города и губернии также предположено реформировать. Впредь же до произведения общей реформы все преподаватели рисования учебных заведений в настоящее время переизбираются и назначаются и утверждаются вновь подотделом искусств лишь по представлению своих «личных» работ, нескольких образцов рисунков своих учеников каждого класса в отдельности, а также краткого доклада с соображениями о преподавании рисования в школе. Те же из старых преподавателей, кои не отвечают современным задачам искусства, лишаются своих теплых мест и на их места назначаются новые. Здесь уступок быть не может.
Вспомните «незабвенные» уроки рисования, это художественное убиение младенцев. В каждом учебном заведении города образовывается специальный класс-мастерская рисования. Преподаватель рисования более не расхаживает по классам, а ученики должны идти к нему в специальный класс-мастерскую каждого учебного заведения, каждая группа учеников в свое время.
Марк Шагал. Витебск, 1918
Закончим, однако, настоящую заметку «воплем».
Людей! Художников! Революционеров-художников! Столичных в провинцию! К нам!
Какими калачами вас заманить?
Шагал М. Письмо из Витебска // Искусство Коммуны (Пг.). 1918. № 3. 22 декабря. С. 2–3.
Перепечат.: Kamenski 1988. Р. 357 (пер. на фр.); Le Foll 2002. P. 254–255 (пер. на фр., в сокр.); Harshav 2004. P. 259–260 (пер. на англ.); Каменский 2005. С. 260–261; Ле Фоль 2007. С. 231 (в сокр.); Изобразительное искусство Витебска 2010. С. 36–38; Chagall Paris 2018. P. 226 (пер. на фр.).
Статья написана в Петрограде. См. примеч. 9.
4. Художественные заметки Марка Шагала
Наконец, мы опять на своей убогой родине9.
Пусть мы, как «не прикрепленные», нигде и ни в коем случае пообедать права не имели и в какой-либо общественной столовой тщетно домогались утолить свой голод, а к вечеру возвращались в свой «номер», оставаясь в темноте…
Но почему все же столичного полуголодного человека с таким трудом удается заманить сюда для культурной работы?
Да, я их понимаю…
Но что же делать? Какими калачами нам все же заманить тех левых деятелей, новаторов в области Искусства, которые так необходимы нам в настоящее время для местной художественной и культурной жизни масс в городе и губернии?
Вот на какое именно обстоятельство за время нашего пребывания в столицах мы обратили особое внимание. Нельзя было не заметить того, что в то время, как политически агитационные силы щедро рассылаются по военно-политическим фронтам, область культурная и, в частности, область искусства – в загоне, и почему-то считается излишним рассылка наиболее энергичных и левых деятелей в области искусства, во всех его видах, по провинциальным городам и весям.
Между тем создание таких революционных отрядов искусства являлось бы вполне целесообразным.
С этим со мной вполне согласились.
Но… «Меньшинство в искусстве» – слишком обидное меньшинство.
Пока все же не могу нарадоваться и этим достижениям – заманив таких деятелей и художников, как Добужинский, Радлов, Анненков10 и др[угие], и с удовольствием предложив директорство Добужинскому.
Только теперь мы смело откроем двери художественного училища, школы губернской, долженствующей служить образцом школ нового типа для нужд нашей области. Откроем, однако, без традиционной помпы, без торжества и «речей»11.
Придете ли вы, рабочие, люди народа, обострять свои художественно-культурные наклонности, вкусы свои? Приходите прилежно и скромно учиться и работать, и вы увидите, что украшение города к следующей октябрьской годовщине революции – вы поймете с большей легкостью, чем ныне.
Достаточно вам будет ознакомиться слегка с элементарной работой в мастерских школы, и вы поймете, что мы не шутили в эти дни октября, когда искусство мы приобщали к народу.
Несмотря на некоторые гнетущие условия – жизнь искусства в столицах не замирает. Ставятся один за другим агитационные памятники, открывается грандиозная выставка в Зимнем дворце12, революционные театральные студии («Красный Петух»13 и друг[ие].) усердно творят, а неутомимый нарком Луначарский вдохновенно носится от комиссариата в Зимний дворец, от Зимнего к художникам, от последних к музыкантам и артистам и от них всех в Смольный.