Поэтому с особым интересом, ожидая получить что-то новое, берешься за книжку Аронсона. Увы, приходится жестоко разочароваться. Перед нами беглый этюд, полный претендующих на хитроумие обобщений. Автору чужд пафос искусствоведческого исследования. Его интересует «эмоциональная» сущность «Шагала». Сущность шагаловского творчества можно постигнуть только так, как оно было создано – чувством, эмоционально. Поэтому о ней можно говорить «по поводу» (стр. 13). Именно «по поводу» говорится о двух категориях художников, изобретателях-формалистах и эмоционалистах, пользующихся готовыми формами. Деление это, кое в чем правильное и во многом неточное, ничуть не лучше и не хуже сотен подобных же дилетантских классификаций. Нужно же оно для того, надо полагать, чтобы, причислив Шагала к «эмоционалистам», возвышающимся неким «чуть-чуть» над общим каноном, защитить его от обвинения в механическом пользовании приемами новейших живописных течений. Убедительно показать это Аронсону не удалось, так же, как и доказать, что образы нашего художника имеют не литературную, а живописную ценность. Не подтвержденные каким-либо аналитическим исследованием, эти весьма ценные определения остались голословными.
Лазарь Розенталь
Обложка журнала «Печать и революция» (М., 1924. № 1–2)
В книге говорится еще и о визионерстве Шагала, о его близости еврейскому народному творчеству, о связи с экспрессионизмом, футуризмом, кубизмом, о чувстве местечкового семейного быта, о его декоративной живописи и о графике. О технике художника сказано всего на 12 строках на стр. 16, зато даны выдержки из его дневника, цитируется Розанов (без Розанова в таких случаях никак нельзя!) и, конечно, упоминаются Гойя, Босх, Бальдунг Грин, Брегель (читатель очень догадлив и сразу соображает: Питер Брегель Мужицкий, а не какой-либо другой), Кранах, Руссо (снова догадываемся, – Анри, а не Теодор), Ропс, Чурлянис, Домье и др.
Пожалуй, если из книги и получается некоторое представление о художнике, то очень обобщенное и неяркое. Две-три мысли автора могут показаться новыми. И все-таки нельзя не призадуматься лишний раз над ненужностью подобных этюдов, претендующих на «эмоциональное» постижение. Именно о Шагале следовало бы писать совсем иначе.
Внешность книги прекрасная. Очень хороши репродукции с образцов станковой и декоративной живописи мастера, а также его театральных и графических работ. Знаменитый «Зеленый еврей» воспроизведен в красках. Жаль только, что нет снимков с произведений позже 1921 г., нам неизвестных.
Печать и революция (М.). 1924. Кн. 2. Март – апрель. С. 296–297.
Париж. Середина 1920-х – 1930-е
199. Р.Е. [П. Эттингер]. Rossica
[Май – июнь 1924 г.]
Проживающий в настоящее время в Париже Шагал впервые приступает к иллюстрированию крупного произведения русской литературы, а именно «Мертвых душ» Гоголя, которые в новом французском переводе выйдут в свет в издании известного парижского торговца картинами Амбруаза Волляр. По его заказу Шагал готовит для этого исключительно роскошного издания серию 75 офортов большого формата. Кроме того, Шагалом исполнен офорт крупного размера для выпускаемого Волляром «Альбома 30-ти художников», в котором будут помещены, аналогично отмеченные в предыдущем номере «Mappe der Gegenwart» берлинского Марэ-Гезельшафт, отдельные графические работы Пикассо, Матисса, Мориса Дени, Боннара, Руо, Утрилло и др.172
Надо заметить, что там, где в международном масштабе теперь затеваются сборные альбомы передовых современных художников, Шагал почти повсюду вводится в качестве представителя новейшего русского искусства. К приведенным уже прежде примерам в этом направлении добавлю еще альбом «Leving art», составленный из 30 факсимильных репродукций с картин, рисунков и скульптуры новейших мастеров. Здесь Шагал фигурирует рядом с Пикассо, Сегонзаком, Маршаном, Фриезом, Лембруком и др.
Среди коллекционеров (М.). 1924. № 5–6. С. 45.
200. Р.Е. [П. Эттингер]. Rossica
[Ноябрь – декабрь 1924 г.]
В «Осеннем Салоне» в Париже, по примеру последних лет, участвовала почти вся русская художественная колония, сосредоточенная во французской столице, отсутствовали лишь М. Шагал, Александр Яковлев и Ларионов.