Альберт, ожидавший чего-то такого, сухо ответил:
-- Конечно.
-- Так что сперва закончишь с процедурой, а после -- ко мне в кабинет.
-- С процедурой?! Я?! -- такого Альберт не ожидал.
-- А то, -- скривил губы Пилипчик. -- Сам заварил это всё, сам и разгребай.
Про увольнение Альберт жене ещё не говорил, но не из страха. Его вообще не было.
Переживания прошли уже тогда, когда Альберт приехал домой, потому что, обдумывая всё произошедшее снова и снова, он раз за разом приходил к выводу, что не мог поступить иначе.
Просто не мог.
-- Такое уж достижение, -- Лин пожала плечами. -- Не считаю это чем-то таким, но всё-таки. Сразу вспоминаются все эти старые фильмы. Комната, огороженная со всех сторон, куда пускают газ или где колют смертельную инъекцию...
-- Скорее уж электрический стул, -- серьёзно ответил Альберт. -- И много фанейротима. Думаешь так просто стереть что-то в чьём-то мозгу?
Лин быстро надела костюм, Альберт, уже готовый, ждал её у выхода.
-- Как я? -- спросила она, подойдя.
-- Отлично. И ещё кажется, что ты выше меня, -- улыбнулся Альберт.
Лин ткнула его кулаком в бок. Они вышли из квартиры.
-- Почему это похоже на электрический стул? -- спросила Лин в лифте.
-- Его зафиксируют и пропустят ток через мозг. Что-то типа электро-судорожной терапии. Подробностей расписать не смогу, извини, я сам их не знаю.
Лин махнула рукой.
-- Сейчас мне это же не кажется таким уж безвредным... -- обеспокоенно протянула она.
-- В любом случае поздно что-то менять.
-- Главное, чтобы ты не жалел.
Альберт, открывая дверь машины, остановился и крепко задумался, глядя в небо.
-- Я и не жалею. Ведь ты оказалась права. Адкинс в самом деле болен. Это самое разумное, что я могу сделать. Отправлять его в суд? Зачем? Оставлять его на дообследовние, чтобы Пилипчик использовал его ментальное состояние как повод выбивать гранты и научные регалии?
Вспомнив, что после стирания ему нужно написать заявление об увольнении, Альберт поморщился.
-- Ты чего?
-- Просто... -- ответил он, садясь за руль.
Дороги свободнее, чем обычно -- будний день, до обеда ещё не дошло, Альберт ехал быстро. Сегодня ему не хотелось наслаждаться видами. Даже проезжая индийский район, он увидел машину для чистки дорог, сворачивающую перед ним.
Асфальт был чист настолько, насколько это можно, с него смыли последние остатки краски.
Альберт хмыкнул.
-- Что такое? -- тут же отозвалась Лин и тронула его за плечо.
-- Это тот самый район, -- ответил Альберт. -- Индийский район. Теперь тут ничего не осталось из рисунков на асфальте. Не думал, что дороги чистят зимой.
-- Когда тепло и снег тает -- чистят. Ты слишком серьёзно это воспринимаешь. Ведь когда-нибудь в этом районе настанет время другого праздника, они снова разрисуют асфальт, снова выйдут гулять и радоваться. Ведь так?
Альберт улыбнулся, отгоняя подальше мысль о том, что праздник рано или поздно перестанет быть их праздником, и станет чем-то безликим, всеобщим.
-- Может и так.
В отличие от свободных дорог Куара-Нуво, ближе к Оак Мэдоу Альберт всё чаще встречал заторы. Ему пришлось сделать то, что он не делал уже очень давно: достать из бардачка пропуск в лечебное заведение и прилепить на лобовое стекло.
-- Пресса, -- объяснил он жене. -- И протестующие. Первый убийца за долгое время, чего ты хочешь.
Телевизионные фургончики, фрилансеры, блогеры с портативными камерами, смартфонами и дронами, заполонили всё пространство, и последние пару километров до Оак Мэдоу Альберту пришлось ехать очень медленно -- он опасался кого-то задавить.
Ближе к въезду на территорию учреждения на капот его машины кинулась толпа: заснять лицо, попытаться взять комментарий. Охранник, вышедший из будки, разогнал людей и поднял шлагбаум, позволив Альберту заехать. Тот благодарно кивнул, проезжая к своему месту.
-- Ужас, -- подытожил он, глуша двигатель. -- Не выйду из здания, пока они все не уедут.
По пути к зданию Альберт увидел Зильбермана, стоявшего у самого входа. Тот пожал ему руку, степенно поздоровался с Лин и с лёгкой торжественностью произнёс: